Но на протяжении веков среди христиан появлялись мыслители, которые воспринимали повествования о покорении Ханаана как
О том, что этот вопрос вызывал живые споры, свидетельствуют труды Феодорита, толкователя Библии V века, пользовавшегося значительным влиянием в тогдашней церкви на Востоке. Его книга «Вопросы на Восьмикнижие» дает детальные толкования Книги Судей, Книги Иисуса Навина и Книги Руфи, а также Пятикнижия Моисея. Феодорит писал о вопросах, которые действительно волновали его современников, так что «вопросы», вокруг которых строится его труд, — это не просто литературный прием; это описание тех больших трудностей, с которыми сталкивались читатели данных текстов. И современного читателя может поразить тот факт, что древние верующие долго думали о таких отрывках, которые сегодняшние христиане просто не замечают. Почему, спрашивали они, Моисей повелел народу полностью уничтожить Амалека? Почему Бог ожесточил сердца врагов Иисуса Навина, что привело к их поражению и резне? «Иные люди подозревают пророка [Иисуса Навина] в жестокости, ибо он убивал везде без разбора и распинал царей». Почему же он так поступал, спрашивает Феодорит[159]
.Многие христианские апологеты видели в сценах насилия символы и отражения духовного мира, тем не менее другие мыслители, жившие в разных столетиях, считали завоевание реальным историческим событием, и это ставило перед ними нравственные вопросы. Некоторые из них могли дать на них продуманные ответы, хотя многие их аргументы придутся не по вкусу современному читателю. Обычно у апологетов звучали вариации на две главные темы, которые нелегко примирить одну с другой:
1. Бог стоит несравнимо выше всего, и потому он сам определяет, что правильно и справедливо; потому его повеления справедливы по определению, даже если людям они кажутся неверными. Завоевание служит испытанием для веры человека в силу и благость Бога.
2. Народы, населявшие Ханаан, так глубоко погрязли во зле, что их уничтожение было актом справедливости.
Первая из этих теорий утверждает, что повеления Божьи не нуждаются в оправдании, тогда как вторая дает объяснение, опираясь на человеческие критерии справедливости[160]
.В целом богословы отчаялись найти такой ответ, который удовлетворил бы разум человека. Вместо этого они начали говорить об абсолютной и непостижимой мудрости и силе Божьей, о его власти делать то, что ему захочется, со своим творением. При этом они часто использовали один образ из Послания к Римлянам, где апостол Павел сравнивал Бога с горшечником, который волен поступать с глиной, как захочет, так что сосудам, которые он вылепил, не следует жаловаться на свою судьбу[161]
.Эту тему, как и многие другие, развивал такой влиятельный толкователь Библии, как Августин Гиппонский, который подчеркивал, что Бог стоит превыше всего и обладает абсолютной справедливостью. Каким бы несправедливым ни казалось такое-то деяние людским глазам, если Бог повелел его совершить, в нем не может быть ничего дурного, так что остается только выполнить приказ.
Мысли Августина складывались в долгих спорах с сектой манихеев, к которой он сам некогда принадлежал. Хотя у манихеев существовала своя жизнеспособная богословская система, основанная на идее вечного конфликта между силами света и тьмы, их привлекательность для людей во многом объяснялась тем, что они критиковали Ветхий Завет с позиций рационализма. Если, как они верили, Ветхий Завет описывал действия злого низшего божества, тогда не стоило удивляться тому, что в нем можно найти так много вопиющих проявлений несправедливости и безнравственности. Поэтому первоочередной задачей христианских апологетов стала защита Ветхого Завета.