Войны за Бога

Хотя в Средние века западные читатели редко могли изучать греческие тексты, они обращались к аллегорическим толкованиям, следуя за Августином. Подобно своему предшественнику Оригену, Августин не видел проблем в повествованиях Библии об убийствах, поскольку не считал их прямолинейными историческими отчетами. Каждую часть Священного Писания следует понимать в контексте большой истории, которая достигает кульминации во Христе, и только в таком контексте каждая часть текста обретает свой смысл. Такой подход, разумеется, вполне работал в случае «войны с Амалеком, имеющей пророческий и символический характер»[328].

Августин обычно не говорил, что такое-то толкование данного текста вернее всех прочих: читатель может выбрать то или иное понимание. Для него было важно то, что любой отрывок читается в контексте целого, как часть всей Библии, а не как отдельная запись о событии прошлого. «Какое бы толкование мы ни считали истинным, благочестивый ученик Писания должен понимать, что в любой заповеди, любом поступке, любой истории можно найти их цель и символическое значение»[329]. Похоже, Августин понимал, что не надо ставить рамок аллегорическим значениям, которые «благочестивый ученик» может найти в тексте. Фактически все что угодно предпочтительнее буквального смысла.

Резня в благочестивых гимнах

Подобные аллегорические толкования приобрели особую популярность в Средние века и эпоху Реформации, к ним прибегали и гораздо позже. Такое духовное понимание имело то великое преимущество, что ограничивало приложение текста к актуальным ситуациям и конфликтам в реальном мире. В 1637 году колонисты Новой Англии вступили в кровопролитную схватку с индейцами пэко, которых белые, что неудивительно, идентифицировали с Амалеком. Радикальный пуританин Роджер Уильямс написал письмо к Джону Винтропу, протестуя против пролития «невинной крови» во имя священной войны. Уильямс не сомневался в том, что колонисты были новым Израилем, однако он предупреждал, что практическую политику не стоит строить по модели Амалека: «Можно доказать многими аргументами, что постоянная война Господа с Амалеком имеет сверхъестественный и мистический характер». Другие библейские отрывки противоречили этой истории, и их следует признать более важными, потому что они носят скорее исторический, нежели мистический характер[330].

Великая традиция аллегорического толкования распространялась через гимны и литургические тексты. Исход и завоевание Ханаана как духовные события обрели новую популярность с распространением гимнов в XVIII и XIX веках. Верующие пели: «Я иду в страну Ханаанскую, где душа уже не умирает». Последним препятствием на пути к этому месту предназначения была река Иордан, символизировавшая смерть:

На опасном берегу Иордана стою

И жадно гляжу

На прекрасную землю Ханаана,

Где находится мое владение.

Местные жители Ханаана, которые мешали Израилю двигаться к его владению, разумеется, были олицетворением сил мрака. Чарльз Уэсли точно повторял рассуждения раввинов, когда говорил, что Амалек есть сила греха, а не явление внешнего мира. Вот что говорит об этом один из его гимнов:

Иисусе, мы дерзаем уповать на Тебя

Вопреки внутреннему Амалеку,

Он скоро будет искоренен

С самим его именем, источником греха.

Не менее решительно последователи Уэсли клялись уничтожить ханаанеев[331].

Позднейшие поколения христиан также понимали завоевание и сопровождавшие его убийства в духовном смысле. Это значило, что побежденные племена были просто яркими и порой гротескными символами нравственного зла. Проповедник XIX века Джонатан Бейли говорил: «Амореи — это похоти сердца; хетты — это более хитрые и осторожные враги интеллектуального самообмана; ханаанеи представляют зло в целом». Поэтому христиане «должны духовно искоренять ханаанеев, хеттов и амореев»[332].

В викторианскую эпоху христиане также превратили историю об уничтожении мидьянитян в аллегорию внутренней борьбы со злыми импульсами. Дж. М. Нил написал на эту тему странный гимн, который в те времена часто пели и любили:

Христианин, ты их видишь на Святой земле?

Воины Мидиана тихо крадутся.

Христианин, встань и порази их.

Подсчитав выгоды и потери, порази их силой святого креста[333].

Если бы Гитлеру удалось до конца осуществить план холокоста, возможно, христиане через несколько веков описывали бы крадущихся евреев как символ порока. Этот образ никого бы не оскорбил, поскольку не был бы связан с живущими в тот момент людьми. Тех, кто мог бы здесь оскорбиться, не осталось бы в живых.