Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Но вернемся к нашему первому обеду под веселые звуки, которые продолжались в течение всего вкусного и обильного принятия пищи. После него нас повели в цейхгаузы, где мы должны были оставить наше кадетское обмундирование и надеть будничную форму училища, состоявшую из длинных навыпуск штанов и «бушлата» с белыми погонами. Парадная наша форма – короткие штаны и высокие сапоги, а взамен бушлатов – мундиры без пуговиц – на крючках и погоны, обшитые золотыми галунами, так как мы приобрели первый чин – унтер-офицеров – и с этого момента находились на действительной военной службе.

Кое-какие прозвища и привычки корпусов переезжали вместе с нами и в училище. В корпусе меня многие называли не по фамилии, а по имени и отчеству и, наконец, некоторые даже думали, что Иван Иванович – это мое прозвище. В первый же день приезда в училище я услышал за своей спиной: «Иван Иваныч! Скинь портки на ночь. Повесь их на гвоздок. И ложись спать без порток».

Наши ротные командиры имели свои прозвища. Командир первой роты Алкалаев-Калогеоргий назывался хухриком, не пользовался симпатией юнкеров и при его появлении откуда-нибудь раздавался протяжный звук «Ху». Рассказывали, что на пограничном столбе между Европой и Азией вырезано по камню «Хухрик» и подписи офицеров, проезжавших на службу в Среднюю Азию и Туркестан. Командир второй роты Клоченко имел кличку «Рыжий пес», хотя цвет его волос и имел рыжий оттенок, но он вовсе не был свиреп, и кличка была неудачна. Командир третьей роты был Ходнев, прозвища его я не помню, а может быть, он его и не имел. Четвертой ротой командовал Фофонов, который между словами вставлял звук «е». Иногда этот звук он тянул, подыскивая нужные слова и выражения; его прозвали «е-дрозд». Помню офицера Темирязева, он отличался красивым лицом восточного типа и был всегда исключительно хорошо и шикарно одет, а офицер Страдовский отличался тем, что великолепно стрелял и имел целую серию призов за стрельбу. Когда в лагерях на учебной стрельбе юнкера первоначально не попадали даже в мишень и жаловались на ружье, Страдовский его брал и быстро всаживал пять-шесть пуль в средний черный кружок.

Я недавно сказал, что наши мундиры были без пуговиц, и вспомнил по этому поводу, как наше интендантство «провалилось» со своим предложением. В царствование Александра III, который, между прочим, был очень скупым, стали думать о разных сокращениях расходов по содержанию армии. Было внесено предложение уничтожить медные пуговицы и заменить их железными крючками во всех воинских частях, что даст миллионную экономию. Пуговицы уничтожили и ввели крючки, но через несколько лет получили не миллионную экономию, а миллионный перерасход. Дело в том, что медная пуговица считалась бессрочным имуществом и пуговицы перешивали со старых мундиров на новые. Если кто пуговицу потерял, то отвечал своим карманом и должен был ее купить или украсть. Воинские части приобретали партии пуговиц из своих хозяйственных сбережений без расходов для казны. Железный крючок никак нельзя было считать бессрочным имуществом и, несмотря на его незначительную стоимость, расход на крючки при каждом новом обмундировании явился громадным, а интенданты со своим необдуманным предложением сели в лужу.

На другой же день после нашего приезда начались учебные занятия по классам и строевые по ротам с настоящими ружьями. По наукам были новые предметы, нам незнакомые: фортификация, артиллерия, тактика, военная история, механика, администрация. Преподавателем по тактике был тогда еще молодой офицер Генерального штаба Кондратович, тот самый, который уже большим генералом в войну 1914 года первым вторгся со своим корпусом в Восточную Пруссию и был так жестоко побит немцами.

Механику, или, вернее, начала высшей математики, преподавал Пржевальский, брат знаменитого путешественника. Остальные предметы читали военные инженеры и офицеры Генерального штаба Московского округа.