Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Отец обладал очень хорошим здоровьем и никогда не хворал. Единственное лекарство, которое он принимал от легкого кашля по утрам (им страдают все курящие), – это была сельтерская вода с молоком. Первый раз в жизни он был болен круппозным воспалением легких на семьдесят четвертом году жизни. Когда доктор дал ему принять три грана хины, то у него поднялся такой шум в ушах, что он не знал, «куда девать голову». После болезни он с сестрами пробыл около двух месяцев в Италии и совершенно поправился. У него была такая сила воли, что после болезни он по приказу докторов бросил курить и пить за обедом один стакан пива, к чему он привык в течение пятидесяти лет.

Отец дожил до революции и говорил про большевиков, что они знают, что делают, «эти заведут порядок».

Он умер в конце декабря 1917 года восьмидесяти шести лет в полном сознании и со свежей головой. Перед смертью он знал, что его состояние погибло, и, умирая, сказал детям: «Ну, выкарабкивайтесь, как знаете». Я в это время был на юго-западном фронте, жил в глухой деревушке Кукавке в тридцати верстах от города Могилева-Подольского и строил окопы.

Глава пятая

Инженерное училище и Инженерная академия помещались в здании, выстроенном Павлом для своего дворца, в котором его и убили. Инженерное училище занимало сравнительно небольшую часть Инженерного замка. В первом этаже был большой зал с окнами в сад, по одну сторону зала располагались приемная с комнатой дежурного офицера, четыре комнаты спален и столовая, по другую – лазарет. Во втором этаже – зал, три класса и фундаментальная библиотека, общая с академией. Занимаемые нами комнаты были различной величины и формы и очень интересны в архитектурном отношении; например, одна из комнат спальни представляла собой правильный эллипс и была перекрыта сводом в форме эллипсоида; мы находили фокусы эллипсоида, и два человека, стоя в фокусах, тихо между собой переговаривались, а человек, стоящий между ними, ничего не слышал.

Среди товарищей у меня не было больших друзей, отчасти оттого, что мое пребывание в училище было кратковременным, и отчасти оттого, что на перешедших из других училищ на третий курс Инженерного почему-то смотрели косо, в особенности наше офицерское начальство. Они чувствовали, что мы в любой момент можем потребовать производства в офицеры, стать на равную ногу с ними, и это обстоятельство было большим «плюсом» нашего положения. Со мной перешли в Инженерное училище на третий курс еще двое юнкеров из других училищ, но не выдержали режима и ушли среди года. Помню среди товарищей очень интересных и способных учеников, как, например, Житкевич – наш фельдфебель, Кривошеин, Сокольский, Саткевич; все они после академии играли большую роль в инженерном обществе. Саткевич был очень маленького роста и постоянно дружил с таким же малышом Корево; мы их называли Саткевич и Коревич, или Задкевич и Передкевич. Житкевич был известным инженером по фортификационным постройкам, и его приемы и предложения были использованы при осаде Вердена [11]. Кривошеин стал известным инженером по железным сооружениям и получил звание инженера путей сообщения. Сокольский отличался слабым здоровьем и вскоре умер, не успев развить свою инженерную деятельность; он, между прочим, был женат на товарище Коллонтай [12]. Саткевич в свое время был известным профессором и начальником Инженерной академии.