Офицеры, или «классные дамы», как мы их называли, были совсем не на высоте своего призвания. Александров, который постоянно ко мне цеплялся в училище и был крайне несправедлив, вел себя подхалимом и постоянно передо мной заискивал, когда потом попал в Москву в бытность мою уже инженером. Он чувствовал, что может через меня заполучить какую-нибудь работку, и постоянно мне льстил. Другой офицер – Модрах – был туговат на соображение, я думаю, что он просто пил, потому что во время своего дежурства всегда таинственно показывался из-за ширмы перед кроватью и не сразу соображал, в чем дело. Когда однажды он спросил у юнкера, почему тот опоздал из отпуска, то юнкер быстро ответил: «Я лютеранского вероисповедания». Модрах подумал и удовлетворился этим ответом. Данилевский был весьма порядочным человеком, но его чрезмерная строгость и требовательность совсем не оправдывались ни нашим положением, ни поведением. Среди преподавателей также были свои чудаки: по топографическому черчению должен был преподавать старый, совсем дряхлый генерал Шарнгорст. Он из года в год, приходя в первый раз в класс, произносил вступительную речь: «Чтобы быть инженером, надо знать топографическое черчение и ситуацию, дежурный, раздайте листки», затем отходил к окошку, вынимал из-за обшлага на рукаве сюртука газету и принимался за чтение; через час он складывал газету и уходил; больше никогда и никто не слышал его голоса, мы же его не спрашивали: боялись – помрет. Генерал Савурской, идеальная модель для портрета Дон-Кихота, носил какие-то удивительно широкие и высокие сапоги с колоссальными шпорами. Он все время шаркал ногами и ударял каблуками, громко звеня шпорами. Говорили, что Савурской ходит дома в каком-то красном плаще.
Инженерный замок
Учитель немецкого языка ходил в форменном черном сюртуке и в синих штанах с красным кантом; он говорил, что числится по морской конной артиллерии. Для перевода на немецкий язык он диктовал нам удивительные фразы, ясно доказывающие его ненормальность; вот дословно образцы таких фраз: «Коровы, быки, ослы, обезьяны и прочие домашние животные, вползая по ползучим растениям на крыши домов, съедали там все лакомое и выгоняли жителей из их жилищ» или «С самоедом обитает северный олень, он кормит его, поит его и ездит на нем». При переводе из «Капитанской дочки» Пушкина место: «Савельич сидел, насупившись», он переводил: «Нахдем Савельич зейн зуппе гегесен хатте»[13]
и т. д.