Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

Я помню, как отец был огорчен случаем ужасной кукуевской катастрофы [10] на Курской железной дороге, когда его большого друга директора дороги К. И. Шестакова от нервного потрясения разбил паралич. Впоследствии Шестаков поправился настолько, что мог занимать место директора Владикавказской железной дороги, но все-таки до конца жизни ходил с палкой и не владел левой рукой.

Помню еще время, когда был сильный неурожай и железные дороги не справлялись с хлебными перевозками. Во многих губерниях был голод, или, как приказано было называть, недоедание. Из Петербурга был командирован с особо сильными полномочиями полковник фон Вендрих для наведения порядка по всем железным дорогам. На Нижегородской дороге Вендрих чрезвычайно любезно обошелся с моим отцом, а на Курской остался недоволен порядками. За какую-то мелочь он разругал и отстранил от должности управляющего дороги инженера Карташева и назначил на его место служащего Курской дороги военного инженера Шауфуса. Впоследствии инженер Шауфус был министром путей сообщения. Удивительно, что все министры путей сообщения, которых я помню, не были инженерами путей сообщения. Посьет – моряк, Гюббенет – чиновник, Паукер – военный инженер, князь Хилков – техник, Шауфус – военный инженер, Рухлов – чиновник, и только последний, Думитрашко, – кажется, инженер путей сообщения.

За уволенного Карташева вступились его товарищи, и он был назначен директором Пермь-Котласской дороги, впоследствии от сильного перенесенного оскорбления и усиленной работы он сошел с ума и умер в психиатрической лечебнице.

Старший брат моего отца был офицером, спился и проворовался, за что был уволен со службы и пропадал в каком-то захолустном польском городишке. Отец послал специального человека, чтобы разыскать его и привезти в Москву. Его привезли, уже слепого, и отец нанял ему комнату с полным пансионом и много лет, до самой его смерти содержал на своем иждивении. Другой старший брат отца, артиллерийский генерал, также за какие-то беспорядки в бригаде был уволен со службы в запас и потом – в отставку, всегда жил у нас летом на даче на полном содержании, и отец постоянно ему помогал. Вся семья сестры моей матери жила за счет моего отца. Я уже не говорю о массе людей, которые постоянно выпрашивали у отца подачки и взаймы без отдачи.

Отец был идеальным мужем моей матери, и за все двадцать с лишним лет их супружеской жизни не было ни одного облачка, омрачившего их отношения. После смерти моей матери он прожил много лет, и ему не только никогда в голову не приходила мысль о женитьбе, но он никогда до самой смерти не изменил памяти своей жены. Он написал маленькую книгу памяти покойной, и эта книга рисует идеал отношений двух супругов. Я помню, как каждый вечер отец с матерью ходили под руку по залу и тут в интимной беседе решали все семейные дела.

Я помню, как каждый вечер отец с матерью ходили под руку по залу и тут в интимной беседе решали все семейные дела.

После двадцати пяти лет службы управляющим Нижегородской дороги отец решил уйти в отставку и на все уговоры остаться дальше на этой службе твердо отвечал, что надо дать дорогу молодым. Он вышел в отставку, оставаясь только председателем Комиссии по водопроводу и канализации города Москвы, на каковом месте работал с самого начала постройки нового московского водопровода и до своей смерти. Уезжая с казенной квартиры у Андроникова монастыря, он купил в Козловском переулке небольшой деревянный дом с большим садом. Я помню, как он скучал без привычной своей службы и много времени проводил в своем саду с лопатой, ухаживая за деревьями и цветами. Отец спокойно, но очень много работал по службе и зарабатывал большие деньги. Во время своей службы на железных дорогах и в московской городской управе он зарабатывал до пятидесяти тысяч рублей в год и при весьма скромном образе жизни откладывал для своих детей. У него было состояние, – накопленное исключительно трудом по службе, потому что он никогда не играл на бирже и никогда не имел никаких доходных статей, кроме службы, – в несколько сот тысяч рублей, исключительно в облигациях четырехпроцентного государственного займа и в акциях Казанской железной дороги. После революции это состояние моментально обратилось в нуль, и пришлось занимать деньги на его похороны.

Отец всегда работал самостоятельно и не любил оказывать протекцию своим родственникам и особенно детям. Когда его из Петербурга просили принять на себя труд быть председателем Комиссии по постройке здания нового Инженерного училища, теперь Института транспорта, и указали ему на меня как на строителя, то он ответил, что согласен быть председателем при условии свободного выбора строителя. Отец пригласил архитектора городской управы М. К. Геппенера, а меня засадил составлять сметы.

Его долго тяготило то обстоятельство, что начальником движения на Нижегородской дороге служил брат моей матери, которому он прямо принужден был дать место.