Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

При выпуске юнкеров в офицеры выдавали на обмундирование каждому по двести рублей. На эти деньги надо было заказать себе форменную сюртучную пару, мундирную пару, пальто и купить сапоги, фуражку, шапку и все офицерские принадлежности, шашку, белье и чемодан или сундук. Завести все это за сумму в двести рублей было очень трудно. Конечно, было много юнкеров, которым родители, тетушки и бабушки присылали деньги, но были и такие, у которых со стороны не было никаких средств. Один писал бабушке письмо, что он вышел офицером в артиллерию и ему надо купить свою пушку, другой писал тетушке, что он сломал казенную траекторию и с него вычитают сто рублей, а некоторым даже и писать было некуда. Кроме того, было принято в училище не носить вне его казенных высоких сапог, а иметь свои лаковые. Тем, у кого не было денег, сапожники предлагали сделать сапоги в долг, с уплатой из суммы на офицерское обмундирование. Многие шли на это и за два года изнашивали две-три пары лаковых сапог, и приходилось из двухсот рублей отдавать шестьдесят, семьдесят рублей. Некоторые даже заказывали сапоги и затем их продавали, чтобы как-нибудь выручить небольшую сумму на папиросы и на театр. В день выдачи денег на обмундирование шакалы-сапожники уж сидели в приемной со своими расписками и векселями и отсрочки платежей не допускали. Я видел, как один вновь испеченный офицер, купивший себе все обмундирование, показывал двадцать рублей, оставшиеся у него на покупку белья. Но ему хотелось кутнуть с товарищами и отпраздновать свой первый чин, и вот он надевает мундир на голое тело и едет в трактир. На другой день по нашему ходатайству ему выдали две смены казенного юнкерского белья.

Этой же осенью, проводив товарищей, отъезжавших по разным городам России, я уехал в Петербург и поступил без экзамена в Инженерное училище.

Но прежде чем перейти к воспоминаниям о своем пребывании в Инженерном училище, я должен посвятить главу памяти о своем отце, который имел такое большое влияние на меня и на мою дальнейшую деятельность без всяких принуждений, но действуя исключительно своим примером.

Глава четвертая

Отец мой родился в Петербурге и был сыном инженера. Родители его не были богаты, но имели порядочное состояние, чтобы воспитать своих шестерых сыновей и одну дочь. Дед моего отца был корабельным инженером и долго служил в городе Архангельске. К тому времени, когда мой отец окончил Институт путей сообщения, или, как он тогда назывался, Корпус инженеров путей сообщения, его братья прокутили все состояние отца, и он должен был рассчитывать только на свой заработок.

Первое место службы отца было на Царскосельской железной дороге, где он получал жалование двадцать пять рублей в месяц. Когда он женился на моей матери, урожденной Москвиной, им не хватало жалования на скромную жизнь, и он задолжал лавочнику (у которого брали провизию) сто рублей. Но вскоре отец был переведен на Варшавскую железную дорогу, ему поручили постройку моста через реку Лугу, и он по частям уплатил лавочнику весь свой долг. С переходом на Варшавскую железную дорогу он поступил на службу в Главное общество российских железных дорог. Это общество тогда было частным, и ему принадлежали три железные дороги: Варшавская, Николаевская и Нижегородская. После окончания работ по постройке моста через реку Лугу отец был назначен старшим инженером на строящуюся тогда Нижегородскую дорогу, где управляющим был инженер И. Ф. Кениг. Когда Кенигу предложили место управляющего Николаевской дороги, отец занял его место на Нижегородской дороге; кажется, это было за год до моего рождения, в 1869 году. На моей уже памяти умер И. Ф. Кениг, и был похоронен в поле близ насыпи Николаевской, теперь Октябрьской, железной дороги, под большим крестом из рельсов. Отцу предложили место управляющего Николаевской дороги, но отец отказался, не желая оставлять своей деятельности на Нижегородской дороге и по семейным обстоятельствам переезжать из Москвы в Петербург. В это же время его выбрали директором правления на Курской дороге, тоже частной, где он мог работать по совместительству.

Мы жили на квартире в одном доме с Управлением дороги, и рабочий кабинет отца соединялся с квартирой винтовой лестницей, по которой он поднимался в десять часов утра и спускался в половине пятого, по окончании службы, с промежутком в полчаса на завтрак. По вечерам он занимался делами в своем нижнем кабинете. Служба его велась удивительно регулярно и спокойно; он был вполне самостоятельным в решении всех вопросов и сам подбирал весь штат служащих. Раз или два в месяц он ездил на линию железной дороги, надевая всегда высокие сапоги, по приготовлению которых мы всегда знали, что завтра он уезжает. Иногда отец брал меня с собой до Нижнего Новгорода, где мы останавливались в царских комнатах; меня всегда поражала уборная этих комнат, где был больших размеров полированного орехового дерева трон с мягкой замшевой подушкой.