В трех саперных батальонах было много молодых офицеров, которые в Одессе составляли привилегированное общество, в отличие от офицеров двух пехотных полков, которых шутя называли «модлинское и люблинское войско». У нас было больше знакомств, нас чаще приглашали в дома, которые вели общественный образ жизни. Из среды саперных офицеров выделялась особая группа в шесть человек, которая играла в одесском обществе особую роль; к этой группе принадлежал и я, и между прочим офицер Лукомский – впоследствии важный генерал и в настоящее время белый эмигрант. Мы всюду появлялись вместе, нас всегда хотели заполучить на балы, пикники и в театр как умеющих держать себя в обществе, хорошо танцующих, всегда чисто одетых и знающих французский язык, который был тогда в моде. Конечно, нашему положению способствовала и материальная обеспеченность. Я лично кроме жалования в 50 р. ежемесячно получал от отца 100 р., и тогда это было много. Первый год моего пребывания в Одессе я не помню дня без приглашения на обеды, в театр, на танцевальные вечера, пикники, и возвращался я домой не раньше четырех-пяти часов утра. В Одессе было много «местной аристократии», и общество веселилось вовсю. Помню семейство Орлай-де-Карва, где бывали постоянно многолюдные собрания. В зале их квартиры стояли золоченые стулья, и к одному из них под сиденьем был укреплен плоский музыкальный ящик, который начинал громко играть, если кто-нибудь садился на тот стул. Хозяева пользовались этот игрушкой, чтобы смущать новых визитеров. Когда я ехал первый раз к Орлай с визитом, меня предупредили об этом товарищи, и, когда мне подставили коварный стул и музыка заиграла, я без всякого смущения продолжал разговор, и этот случай составил мне репутацию опытного молодого человека. Помню, что в том же зале стояли две заграничные игрушки – куклы испанки и турка. Когда их заводили, испанка танцевала, делая движения руками и ногами и сгибаясь в талии, а турок курил кальян, выпуская дым из носа, и поворачивал головой, поднося мундштук к губам. Весной Орлай уезжали в Ниццу и там задавали праздники и «битвы цветов», непременно желая попасть во французские газеты. Я вспоминаю, как я попал в газеты против своего желания. Я был еще маленьким мальчиком, когда в царские дни в Москве устраивали иллюминацию из цветных шкаликов и из плошек с салом, которые ставили на тротуарные тумбы. Мне пришло в голову полить с балкона нашей квартиры в третьем этаже на плошку керосин, и я любовался, как высоко вспыхивало пламя. На другой день появилась в газетах статья о том, как Москва была блестяще иллюминирована, но было много несчастных случаев с огнем, да и неудивительно, потому что «безобразие доходило до того, что из третьего этажа лили в плошки керосин».
Было много и других домов, которые часто устраивали вечера и конкурировали между собой по части приемов, так что часто приходилось в один и тот же вечер бывать в разных местах.
Одесса была очень благоустроенным городом с хорошими мостовыми, правильной планировкой улиц, обсаженных акацией, с прекрасным водопроводом из Днестра и водостоками, по которым быстро уносились в море вода после сильных дождей и все отбросы. Дома все строились из местного известкового камня – ракушечника, ломки которого были близ города, и шахты шли даже под самым городом. Камень был очень пористым и мягким, пилился на бруски простой древесной пилой, и поэтому из него можно было строить только двухэтажные дома. Если строили дом с большим числом этажей, то нижние выводили из кирпича; впрочем, от времени камень загрязнялся и приобретал большую прочность. Мы в своих казармах пробовали просверлить стену шашкой, и это нам удавалось. Крыши домов покрывались марсельской черепицей, а ступени лестниц и подоконники облицовывались каррарским мрамором; черепица и мрамор покупались очень дешево, потому что привозились вместо балласта на иностранных судах, приходивших в одесский порт за хлебом. Иногда балластом служил песок, и тогда подрядчики наживались, получая деньги за вывозку песка с судов и второй раз – за поставку песка на стройки для составления раствора. Один подрядчик заключил с железной дорогой договор на поставку бутового камня, причем железная дорога обязана была предоставить подрядчику дешевый служебный тариф за перевозку камня. Первая партия камня была забракована как не соответствующая своему качеству; со второй случилось то же; подрядчик камень все возит да возит, железная дорога все бракует да бракует. Наконец, подрядчик заявил, что, очевидно, его карьеры не могут удовлетворить капризного покупателя, но во всяком случае он очень благодарен за предоставление ему возможности провезти камень по дешевому тарифу и продал камень на другие стройки, нажив при этом большие деньги.