Войти в одну реку, или Воспоминания архитектора

В скором времени после постройки домов Солодовникова я получил предложение от директора Северного страхового общества М. В. Живаго принять на себя постройку большого дома для торговых фирм на участке у Ильинских ворот с границами по Ильинке, Старой площади и выходящем в Черкасский переулок. Постройка была разделена на две очереди: первая по Ильинке и вторая – через три года – в глубине владения до Черкасского переулка. На составление проекта должен был быть объявлен конкурс, на который мне поручили выработать программу. Я решил тоже работать на конкурс и пригласил для совместной работы архитектора М. М. Перетятковича [56], с которым познакомился при постройке музея, где он по приглашению Клейна выполнял некоторые работы по отделке. У меня с Перетятковичем были самые дружеские отношения, я не скрывал перед ним своего приглашения от Северного страхового общества и был очень рад, когда он охотно согласился работать вместе со мной на конкурс на половинных началах. Так как Перетяткович жил и работал в Петербурге, то я принял на себя расходы по поездкам, и мы согласились, что окончательное вычерчивание проекта будет производиться в Петербурге. Когда проект был готов, мы получили одну из первых премий и поделили гонорар поровну. Через некоторое время я получил от Перетятковича письмо, в котором он жаловался, что, постоянно получая на конкурсах первые премии, до сих пор не имеет самостоятельных построек и принужден работать только в качестве сотрудника других архитекторов и что поэтому желал бы принять участие в постройке дома Северного страхового общества. Я ответил ему, что был бы рад работать вместе и запросил его, на каких условиях он мог бы осуществить свое участие в деле. На мое письмо он ответил, что уехать из Петербурга он не может, но будет наезжать в Москву, и за свое участие в постройке первой очереди он желал бы получить вознаграждение в десять тысяч рублей. У меня уже был заключен договор с Северным страховым обществом, по которому мой гонорар был определен в два с половиной процента, причем все расходы на помощников, чертежников и десятников ложились на мой счет. При общей стоимости постройки первой очереди в один миллион рублей я должен был получить двадцать пять тысяч рублей, и свои расходы на сотрудников в течение двух лет я определял минимум в двенадцать-пятнадцать тысяч рублей. Таким образом, я никак не мог из своего гонорара уплатить Перетятковичу назначенную им сумму и просил его приехать в Москву для переговоров с директором Общества. Перетяткович приехал, принимал участие в заседании нашей строительной комиссии и говорил с Живаго, который не возражал против его участия в деле постройки, но просил его изменить свои требования, так как на больший гонорар, чем два с половиной процента, Общество не соглашается. Перетяткович уехал в Петербург и совершенно неожиданно для меня всю свою неудачу приписал нарушению с моей стороны товарищеской этики. Он позволил себе заявить в Петербургском архитектурном обществе, что выполнил конкурсный проект без моего участия, что я обязан ему получением постройки. А также потребовал разобрать это дело третейским судом, приглашая судьями со своей стороны академика Бенуа и архитектора графа Сюзора, который в то время был председателем петербургского Общества архитекторов-художников. Я не мог этому поступку найти другое название, как явный шантаж, но был поставлен в весьма неприятное положение и был принужден дать свое согласие на третейский суд, пригласив со своей стороны судьями двух московских архитекторов. Это скверное дело тянулось до суда очень долго и только через год разбиралось в Москве во время цементного съезда. Судьи затруднились прийти к какому-нибудь определенному решению и предложили нам протянуть друг другу руки; я протянул свою руку с полным сознанием, что это последнее мое свидание с Перетятковичем. Я объясняю поступок Перетятковича желанием себя рекламировать и возбудить к себе участие. И действительно, в скором времени он получил постройку дома Вавельберг на Невском проспекте, воздвиг копию с дворца Дожей и, кажется, не очень удовлетворил своего заказчика. Потом он имел целый ряд построек в Петербурге и в провинции, составив себе имя талантливого архитектора. Перетяткович страдал трудноизлечимой болезнью и умер от разрыва сердца, когда был призван на военную службу в 1914 году.