Вокалистка

Разорванная сталь вонзилась в шею Алексея, а рулевая колонка сдавила ему грудь. Его куртка чернела от крови, а на губах пузырилась кровавая пена.

Сзади сквозь стон ругался Трифонов:

— Что за херня, мои ноги. — Он поймал испуганный взгляд Саны и спросил: — Ты цела?

Она судорожно кивнула.

— А Сорокин? Надо ему помочь. — Полковник навалился на дверь, с трудом открыл ее, попробовал выбраться и застонал от боли. — Я не могу, сломаны ноги. Зажми ему рану, останови кровотечение! Что ты застыла?

Сана перевела растерянный взгляд с начальника на обмякшего Алексея.

— Не медли, помоги ему! — требовал Трифонов.

Сана не двигалась.

— Он умер, — промолвила она.

— Откуда ты знаешь, ты не врач! Потрогай шею.

— Я слышу, — сказала она и поправилась: — Я не слышу его.

Полковник от бессилия заскрежетал зубами. Он знал, в таких вещах Вокалистка не ошибается. Она прекрасно слышит сердцебиение окружающих и те недоступные простому человеку шумы, которые свойственны живому организму. Если тело Сорокина полностью молчит, то он погиб.

Трифонов оглянулся на опустевшую дорогу, фургона с надписью «Рыба» не было. Виновник аварии сразу скрылся — это не спроста, трагедия была подстроена. Фургон поджидал красные «жигули», заехавшие в лес, как волк Красную Шапочку. Двадцать минут — это сигнал о готовности. Им организовали волчью засаду…

— Это Фишман, — пробормотал Трифонов. — Он вместе с Фельдманом организовал аварию, планировал разом от нас избавиться.

— Вам надо в больницу, — забеспокоилась Сана. — Я выйду на дорогу, остановлю попутку.

— Нет, продолжай работать! — потребовал полковник, почувствовал, что приказа сейчас недостаточно, и с горящими глазами стал уговаривать девушку. — Милая, соберись. Прослушивай подонков, слушай внимательно, мы должны отомстить, вывести грязных дельцов на чистую воду. Обо мне не думай, кто-нибудь поможет.

— Служба такая, — с горечью в голосе констатировала Сана.

Полковник беспомощно хлопнул глазами и попросил:

— Ради Сорокина. Ты же с ним…

У обочины затормозил «москвич» с семейной парой и двумя мальчиками. После минутной оторопи от созерцания последствий аварии глава семейства двинулся на помощь.

Сана подобрала магнитофон, испачканный ее кровью, нажала кнопку записи — пленка дернулась и заела. К черту технику! Она вышла из машины, поднялась на дорогу, распахнула куртку, прикрыла глаза. Трепещущее облако ее организма уловило звук умчавшейся «волги», подтянуло его к себе, усилило, сделало осязаемым.

Вокалистка «увидела» как автомобиль притормозил, въезжая во двор частного дома. Двигатель заглох, Фишманы вышли из машины, хлопнули дверцами, за ними с лязгом закрылись ворота и туман тишины окутал ее цель. Кто-то заговорил, но мелодии голосов были тише предыдущих шумов и почти неразличимы.

Она скинула теплую куртку — звонкий голос жены Фишмана прорезался сквозь туман. Женщина радовалась встрече, хвасталась новой шубкой и вскоре удалилась вслед за хозяйкой дома. Мужчины остались во дворе одни. Их голоса были ниже, они говорили тихо, и Сана торопливо сняла кофту, чтобы обострить слух.

— Как прошло? — расслышала она вопрос Фельдмана. — Мой человек вам повстречался?

— Я слышал грохот. Кажется, получилось. Но зачем использовали наш фургон?

— Он не наш, утром его угнали, — засмеялся Фельдман. — В милиции есть заявление.

— Вы предусмотрительны.

— Я умею убеждать, и не жадничаю, когда речь идет о моей жизни. И твоей тоже, — подчеркнул глава фирмы.

— Возьмите из моей доли.

— Не сомневайся, возьму. Итак, от чужих ушей мы избавились, но проблемы остались. Надо решать, что делать. Пойдем-ка в баньку.

— Сейчас не до этого, — скривился Фишман.

— Там нет электричества, прослушку не поставишь, — зашептал Фельдман. — Иди за мной.

Они зашли в баню. Дубовый сруб стал новым препятствием для тихих голосов. Сана лихорадочно раздевалась, лишая себя последней одежды, она повышала сверхчувствительность единственным оставшимся способом. Через минуту она осталась в одном белье и без обуви, зато отчетливо слышала тайную беседу. Обнаженная женщина с закрытыми глазами бормотала услышанное, стараясь запомнить.

Дама из «москвича», заметив бесстыжую девку, затолкала любопытных сыновей в машину и шикала на них, закрывая обзор. Примчалась «скорая», врач удостоверился в смерти Сорокина и занялся Трифоновым. Пострадавшего перенесли в медицинский фургон и оказали первую помощь. На странное поведение женщины с разбитым носом врач косился без интереса: с травмами головы и не такое бывает.

— Помоги бедняжке, — кивнул он фельдшеру.

Фельдшер наполнил шприц успокоительным и направился к Вокалистке.

— Нет, девушку не трогать! — остановил медика Трифонов и показал удостоверение полковника госбезопасности. — Возьмите блокнот и записывайте все, что она говорит. Исполнять!

— Мы отвезем вас в больницу, за ней приедут, — настаивал врач.

— А вы будет отгонять любопытных, чтобы ей не мешали, — категорично приказал Трифонов. — И не вздумайте ее кутать.

Он потребовал у медиков рацию и передал сообщение через диспетчера «скорой помощи» для генерала Линькова.