Вокруг Чехова

ведрами. При въезде в Криничку Антон, все время не оставлявший Николая в покое

своими шутками, наконец не выдержал и сбил с его головы цилиндр. Шляпа попала как,

раз под колесо, и ее раздавило так, что с боков повылезали наружу пружины. Тем не

менее, безропотный Николай подобрал свой головной убор, снова надел его и так, с

торчавшими из боков пружинами, продолжал дальнейший путь. А в это время Александр

кричал, сколько хватало у него сил:

– Эй, дивчина! Поди скажи батюшке, что архиерейская певческая приехала! {61}

Александр Павлович Чехов.

Фотография 1880-х годов. {62}

Не успели приехать и остановиться у какого-то крестьянина, как Александр и Антон

уже достали откуда-то бредень и пошли на реку ловить рыбу. Поймали пять щучек и с

полсотни раков. На следующий день мать сварила нам превосходный раковый суп.

Мы провели в Криничке двое суток и затем отправились к дедушке в Княжую, верст

за двадцать в сторону от Кринички. Наш дедушка, Егор Михайлович, был в то время

управляющим у графа Платова, сына известного атамана, героя 1812 года. Княжая

представляла собою заброшенную барскую усадьбу с большим фруктовым садом при

реке.

Дедушка и бабушка жили в простой хатке, выстроенной ими специально для себя

рядом с большим барским домом, так как дедушка не пожелал жить в «хоромах». Когда

мы приехали туда, нас, мальчиков, поместили в этом большом доме, где мы никак не могли

уснуть от необыкновенного множества блох, несмотря на то, что дом целыми

десятилетиями оставался необитаем. В этой усадьбе мои братья Антон и Александр

гостили уже однажды, в прошедшем году, попав как раз на молотьбу, так что, когда мы

приехали туда, они уже чувствовали себя там как хозяева. Кузница, клуня, масса голубей,

сад, а главное – простор и полная безответственность делали наше пребывание в Княжей

счастливым. Здесь же, в этой Княжей, несчастный цилиндр Николая нашел свою судьбу.

Николай не мог расстаться с ним и во время купания. Голый, в цилиндре, он барахтался в

реке, когда Антон подкрался к нему сзади и сбил с него шляпу. Она свалилась у Николая с

головы, упала в реку, ко всеобщему удивлению захлебнула воды и... утонула.

Антон вообще был из всех самым талантливым на выдумки, но и менее всех нас

способным к ручному труду. Среди нас, его братьев, он был белоручка. Он {63} устраивал

лекции и сцены, кого-нибудь представлял или кому-нибудь подражал, но я никогда не

видал его, как других братьев, за переплетным делом, за разборкой часов и вообще за

каким-либо физическим трудом.

Правда, был однажды такой случай, когда проявил свое стремление к физическому

труду и он. В 1874 году при таганрогском уездном училище открывались ремесленные

классы, которыми заведовал некто Порумб – человек на все руки: он и швейные машины

чинил, и сапоги шил, и преподавал портняжное мастерство. У него была такая длинная

борода, что он сметал ею обрезки кожи с доски, лежавшей у него во время работы на

коленях. Так как образование в этих ремесленных классах было бесплатное, то мои братья

воспылали желанием обучиться мастерствам: брат Иван принялся за переплетное дело,

брат Антон стал изучать портняжное ремесло36.

Скоро будущему писателю пришлось проявить свои способности на деле, так как

подошло время шить для брата Николая серые гимназические штаны. Антон Павлович

принялся за шитье смело, с ученым видом знатока. Тогда была мода на узкие брюки, и,

пока Антон кроил, Николай, любивший щегольнуть, все время стоял тут же и приставал к

нему:

– Поуже, Антон... Теперь носят узкие брюки. Да крои же поуже!

И Антон так накроил, что когда брюки были уже готовы и Николай стал их надевать,

то сквозь них не пролезали его ноги. Тем не менее, он все-таки натянул их на себя, точно

трико, надел штиблеты и отправился гулять.

– Братцы, глянь! Тю! – стали указывать на него пальцем уличные мальчишки. –

Сапоги – корабли, а штаны – макароны! {64}

Так это выражение «штаны макароны» и осталось в нашей семье на всю жизнь.

В домашних спектаклях Антон был главным воротилой. Будучи еще детьми, мы

разыграли даже гоголевского «Ревизора». Устраивали спектакли и на украинском языке

про Чупруна и Чупруниху, причем роль Чупруна играл Антон. Одной из любимых его

импровизаций была сцена, в которой градоначальник приезжал в собор на парад в

табельный день и становился посреди храма на коврике, в сонме иностранных консулов.

Старший брат, Александр, в это время уже не принимал участия в совместной жизни

семьи. Он считался уже большим, жил на стороне, у директора гимназии37, а затем кончил

курс, уехал в Москву и с тех пор (с 1875 года) не возвращался в семью уже никогда. Уехал

с ним и брат Николай, и спектакли прекратились. Таким образом, молодое поколение

чеховской семьи ограничилось только тремя младшими братьями и сестрой. Антон стал

теперь старшим и пользовался наибольшим авторитетом. Этим четверым было