Вокруг мяча

Вихрастый, с носом чуть картошкой —
ему в деревне бы с гармошкой,
а он — в футбол, а он — в хоккей.
Когда с обманным поворотом
он шел к динамовским воротам,
аж перекусывал с проглотом
свою «казбечину» Михей.
Кто — гений дриблинга, кто — финта,
А он вонзался, словно финка,
насквозь защиту пропоров.
И он останется счастливо
разбойным гением прорыва,
бессмертный Всеволод Бобров!
Насквозь — вот был закон Боброва.
Пыхтели тренеры багрово,
Но был Бобер необъясним.
А с тем, кто бьет всегда опасно,
быть рядом должен гений паса —
так был Федотов рядом с ним.
Он знал одно, вихрастый Севка,
что без мяча прокиснет сетка.
Не опускаясь до возни,
в безномерной футболке вольной
играл в футбол не протокольный —
в футбол воистину футбольный,
где забивают, черт возьми!
В его ударах с ходу, с лета
от русской песни было что-то.
Защита, мокрая от пота,
 вцеплялась в майку и трусы,
но уходил он от любого,
Шаляпин русского футбола,
Гагарин шайбы на Руси!
И трепетал голкипер «Челси».
Ронял искусственную челюсть
надменный лорд с тоской в лице.
Опять ломали и хватали,
но со штырей на льду слетали,
трясясь, ворота ЛТЦ.
Держали зло, держали цепко.
Таланта высшая оценка,
когда рубают по ногам,
но и для гения несладок
почет подножек и накладок,
цветы с пинками пополам.
И кто-то с радостью тупою
уже вопил: «Боброва с поля!»
Попробуй сам не изменись,
когда заботятся так бодро,
что обработаны все ребра
и вновь то связки, то мениск.
Грубят бездарность, трусость, зависть
а гений все же ускользает,
идя вперед, на штурм ворот.
Что ж, грубиян сыграл и канет,
а гений и тогда играет,
когда играть перестает.
И снова вверх взлетают шапки,
следя полет мяча и шайбы,
как бы полет иных миров,
и вечно — русский, самородный,
на поле памяти народной
играет Всеволод Бобров!

— Сегодня нам должны забить сотый в этом сезоне гол!

Рисунок В. ВЛАДОВА

ПАУПИКО ПОЧЕМУ Я СТАЛ БОЛЕЛЬЩИКОМ

— Почему я футбольный болельщик? Что за глупый вопрос! Я болею, потому что у меня есть на то четыре основных и много вспомогательных причин.

Во-первых, я нигде не могу кричать, а это мне просто необходимо. Понимаете, у меня такой организм, что время от времени ему нужен крик. Причем чтобы кричали не на меня, а чтобы кричал я. Футбольное поле для этого — самое подходящее место. Поймите: я служащий, женат на крупной, тяжелой — я имею в виду и характер, и вес — женщине, довольно несимпатичной. Поэтому ли, а может быть, по какой-то другой причине у нас шестеро детей. Целый день я работаю в тишине, я не могу сказать начальнику, что он лоботряс и что я все бы сделал намного лучше, чем он. Это ужасная несправедливость. Я сижу за простым столом в конторе. Он блаженствует в кабинете. И не потому, что умнее меня, просто так сложились обстоятельства. И, как вы понимаете, он на меня может кричать, а я на него — нет.

Дома я тоже не могу кричать. Жена запретила. Если бы вы ее увидели, вы бы поняли, что ослушаться ее я не могу. Вы бы не стали больше спрашивать, почему я болею… Каждое воскресенье я иду на стадион, где чувствую себя человеком. Я начинаю громко говорить уже у входа и замолкаю, как только кончается матч. А какое это удовольствие — назвать судью «ослом»! Ведь в этот момент судья для меня — и шеф, — и жена, и шестеро детей, и даже переполненный трамвай.