Американцы до сих пор помнят это декабрьское утро 1941 года. Недавно вышла очередная книга (трудно сказать, какая по счету за эти двадцать два года), в которой Гордон Прендж вновь пытается сопоставить и разобрать отдельные факты, приведшие к разгрому военно-морской базы США на Гавайях. Автор назвал свою книгу «Тора, тора, тора!». «Тора» — по-японски тигр. Эти три кодовых слова были переданы японской эскадрой в Токио, когда первые бомбы упали на Пирл-Харбор. Они обозначали, что давно задуманная операция началась успешно.
В центре Гонолулу в кратере невысокого вулкана расположено кладбище, где покоятся останки американских солдат и моряков, погибших на Тихом океане во время второй мировой войны. У каждого народа свои традиции чтить память погибших. И то, что мы увидели в Гонолулу, меньше всего соответствовало нашим представлениям о братской могиле. Огромная зеленая лужайка с низко подстриженной травой больше походила на поле для игры в гольф. Несколько деревьев с пунцовыми цветущими кронами, пестрые тропические птицы, с шумом и гамом перелетающие с места на место, и ровные ряды крошечных белых плит. От зеленой лужайки к внутренней стене кратера поднимаются ступени. По бокам на бетонных параллелепипедах выбиты имена. А впереди, у вершины лестницы, — огромная скульптура женщины с опущенными руками.
Мы постояли молча перед этой американской матерью, чтобы почтить память незнакомых нам Джеков и Дэвидов, Томов и Питов, Майклов и Джонов. Они честно исполнили свой долг, и не их вина в том, что Тихий океан вновь стал горячим местом.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вторые сутки идем из Гонолулу на северную петлю. И вторые сутки не прекращается болтанка. Доходит до шести баллов. Вот тебе и спокойная зона тропиков. А что нас тогда ждет на севере? Как-то, еще на «Симферополе», старый морячина Стефан Федорович Костенко рассказал об одной примете моряков: если корабль, уходя в первое плавание, сразу попадает в спокойное море, то всю жизнь он будет избегать штормов. Но если в первый же день рейса его прихватила буря, так это уж до самой смерти его будет трепать как неприкаянного. Эта примета несколько раз подтверждалась, и ребята с «Симферополя» быстро в нее уверовали. Мы шли тогда порожняком из Ливерпуля в Гибралтар, оставив в Ирландии и Англии весь груз. В Ливерпуле встретили болгарских моряков, которых всего два дня назад в Бискайском заливе трепал двенадцатибалльный шторм. И радио каждый день сообщало о непрекращающихся бурях. Но когда через два дня мы достигли этого района, Бискай был зеркально спокоен. Ласково светило осеннее солнце. Мы пришли в Гибралтар, и эфир вновь наполнился сигналами «SOS». Бискай принялся за обычную свою работу — топил суда.
Наверное, «Заря» делала свои первые шаги в самую штормовую погоду. Очень уж часто мы попадаем во всякие переделки. Но мы привыкли и даже сейчас при шести баллах, едва стемнеет, умудряемся смотреть на ботдеке фильмы, привязав киноаппарат к ящику. А ночная вахта развлекается тем, что по утрам собирает на палубе летучих рыб. Улов невелик: одна-две рыбы за ночь. Но и это какое-то занятие. Лучше всего улов у меня. Я хожу с фонарем отмечать двойной компас еще затемно и первым нахожу рыбу, которую не успело смыть волной.
Наш экипаж стал меньше: из Гонолулу пришлось отправить домой заместителя начальника экспедиции Александра Андреевича Майорова. У него давняя хворь: язва желудка. Наш доктор настоял на немедленной госпитализации. Дальше в рейс Майоров идти не может — в любой момент жди прободения. А вера в успех сложной операции на нашей пляшущей скорлупе довольно призрачна. Мистер Смит, представитель компании по обеспечению и снабжению судов, предложил оставить Майорова в клинике в Гонолулу. Но бросать своего больного товарища на краю света мы не рискнули. Да и цену американцы заломили неслыханную: пятьдесят долларов в сутки. Мистер Смит заказал билет на самолет, и в ночь перед нашим уходом на север Майоров улетел в Ленинград.
И вот уже вторую неделю ползем вверх по карте, в районе, столь далеком от судоходных троп. По плану мы должны были идти на северо-запад и, достигнув ста восьмидесятого меридиана, повернуть от него на северо-восток и лечь на курс пятьдесят — шестьдесят градусов. Когда мы будем на широте сорок два градуса тридцать минут, развернемся и пойдем на юг, обратно в Гонолулу. Это планы. А пока что, свернув от ста восьмидесятого меридиана, идем примерно по тридцать шестому градусу северной широты. Уже холодно. Вчера шел дождь. А сегодня под вечер выпал град. Не верится, что всего десять дней назад мы изнывали от жары в Гонолулу, мечтая о глотке холодной воды. Дней семь шли при легкой зыби. Но вот уже третий день нас здорово швыряет. Опять в голове гул.