Вокруг света с «Зарей»

Нас на «Заре» тридцать пять человек: капитан, штурманы, матросы, машинная команда, научная группа, кок, пекарь, доктор… Но мы все время чувствуем присутствие тридцать шестого члена экипажа. Тридцать шестой — это сама шхуна. Мы срослись с нею, стали одним целым. Вы видели на старинных гравюрах парусники? Так вот, поставьте рядом с бизанью такого парусника параболу локатора, опутайте стеньги антеннами от радиостанции и научных приборов — и получите шхуну «Заря». Конечно, каравеллы Колумба размером были еще меньше. Но тридцать семь метров и пятьсот восемьдесят тонн — это тоже не бог весть что. Вы знаете, что такое тридцать семь метров? Если весь наш экипаж, все тридцать пять человек — штурманы, рулевые, наука, кок, пекарь, доктор, стюардессы и радист, — если все мы возьмемся за руки, то получится хоровод от кормы до носа. Тридцать семь метров — это невероятная теснота в каютах. Это запас топлива, воды и продовольствия максимум на тридцать суток (умываться только утром, пресный душ — только в портах). Тридцать семь метров — это двигатель всего в триста лошадиных сил. Это экономия во всем, самом необходимом.

Но мы любим нашу шхуну. А если когда и обзовем ее в сердцах «деревянным корытом», то ведь это сгоряча, да и не всерьез. Чего не случается между своими людьми?

Мы и на этот раз перехитрим шторм. Это уж точно. Он начинает раскручиваться не на шутку. Буквально за три-четыре часа разыгрался такой ветер, что временами доходит до десяти баллов. В лаборатории духотища. Все задраено, а от работающих приборов идет тепло. Можно включить вентилятор. Но я один раз уже включал. Тоже в качку, а потом выгребал воду, стоя в ней чуть ли не по щиколотку. В лаборатории жарко, и приходится раздеваться до трусов. Ходить в научный салон отмечать двойной компас не нужно: на верхней палубе можно выскочить за борт, и тогда поминай как звали. Да и все эти отсчеты ничего не дадут, диски двойного компаса вертятся от качки, и можно намерить такого, что после придется разгадывать, как ребус. Мы все гонимся за поворотами ветра. А он как с цепи сорвался. Каждые полчаса ко мне спускается капитан. Он все время на мостике следит за сменой курса. Борис Васильевич недовольно косится на мой несколько экзотический костюм. Но, посидев пять минут, сбрасывает плащ и расстегивает китель. А мне-то в духоте париться целую вахту.

В четыре часа пробираюсь в столовую. У нашей вахты завтрак — лучшее время суток. Это совершенно точно. Еще когда идешь будить сменщика, слышишь из камбуза запах кофе или чая. Вам приходилось когда-нибудь вдыхать запах крепкого черного кофе вперемешку с запахом соленой воды и просмоленных канатов? Если не приходилось, знайте, что нет ничего лучше этого запаха. Куда там, к черту, жасмин. Черный кофе и канаты пахнут приятнее. И честное слово, идешь на этот пряный дух в столовую не из-за того, чтобы поесть. Завтрак — это не только еда. Вернее, не столько еда. Это разговор. Даже не разговор, а так себе, каляканье о том о сем и ни о чем. Может, кто-то вспомнит старую историю, или случай из жизни, или анекдот. Неважно, что этот анекдот каждый знал давным-давно и сам уже миллион раз рассказывал друзьям и знакомым. А некоторые истории слышаны и переслышаны вот тут же, в столовой, за этим же пыхтящим чайником. Дело не в этом. Серьезно, совсем не в этом. Просто нам приятно послушать морские байки, пока усталость не возьмет свое. И тогда мы плетемся в каюты. Нам нужна эта неторопливая беседа, как снотворное. Да и если уж говорить начистоту, мы не так часто повторяемся. Нет, честно, повторяемся мы нечасто, да и то, если того стоит сама история. А истории у нас бывают интересные.

Сейчас, в шторм, начинаются были, россказни о всевозможных морских случаях, которые больше смахивают на небылицы. То кто-то вспомнит, как был во время шторма разломлен надвое «либертос» (корабль из известной серии «Либерти», которые во время войны строились в Америке для перевозки военного снаряжения). Когда случилась такая беда, то носовая и кормовая части вроде бы носились по морю до конца шторма. Не тонули из-за водонепроницаемых переборок. Нам этот вариант не подойдет. Водонепроницаемых переборок у нас нет. И если что случится, то долго на плаву «Заря» не продержится. Третий механик Ермак рассказал случай, как во время шторма в Охотском море их «лапоть» был взят на буксир эсминцем и они пришли с ветерком в Петропавловск-на-Камчатке раньше положенного срока. И этот случай не про нас. В прошлом рейсе «Зарю» уже брали на буксир и вели от Гавайев до Владивостока. Но сколько порвали стальных тросов и якорных цепей! (Кто-то предложил использовать для буксировки якорные цепи.) Все дело в том, что шхуна наша обладает огромной остойчивостью. «Заря» не режет волну. Она взбирается на нее, а потом скатывается, как с горки. Поэтому-то и получается такая амплитуда колебания и дьявольские рывки на буксирных концах. Толстенные тросы летят, как нитки.