Многих из нас это приглашение несколько смутило. Отправляясь по утрам на рынок за фруктами, мы проходили мимо крошечного дощатого кафе, где продавали каву. Мы даже заходили внутрь и видели, как мужчины пьют из чашечек мутную жидкость. Каждый из нас уже успел отведать самых различных тропических фруктов, научился разбираться в разных сортах манго, папайи и бананов. Но выпить кавы еще не рискнул никто.
Когда над Сувой опустились короткие тропические сумерки, к трапу «Зари» подошли наши гости. Их было человек восемь: Семеса, его брат, какой-то важный мужчина с медалями, Веку Ракобили, Бонда, тридцатилетний зять Семесы, еще какие-то люди помоложе. Все были в праздничной одежде: традиционная юбка и белая рубашка. Мужчины постарше надели темные пиджаки, хотя духота была одуряющая. Правда, все наши гости пришли босые, и это хоть в какой-то мере облегчало их мучения при соблюдении «международного» этикета. Все держались с достоинством. Мы коротко рассказали гостям о многочисленных странах, где побывала «Заря», показали нашу шхуну, объяснили работу приборов. Тут нам во многом помог Бонда — рабочий цементного завода. Он стал пояснять своим сородичам не только устройство магнитного компаса, но и те отклонения, которые с ним бывают на разных широтах и меридианах, а потом объяснил устройство гирогоризонта, который удерживает в вертикальном положении один из наших приборов во время работы. Семеса и его спутники поддакивали, и только обладатель медалей торжественно молчал. Я спросил Бонду, кто этот человек.
— О, это очень знаменитый человек. Он служил во время войны во флоте. Был в Новой Зеландии, на Гибридах и даже в Индии!
Это было сказано так значительно и торжественно, как будто Индия находилась по меньшей мере на Луне. Когда было выпито русское виски, по имени водка, и отведаны наши нехитрые разносолы, Семеса сказал:
— Мы хотим спеть.
Он взмахнул рукой, и гости запели протяжную песню. Они ее пели на два голоса. Остальные создавали какой-то низкий гудящий фон. Мы были поражены слаженностью пения. А они пели одну песню за другой, довольные тем, что нам это нравится.
— Теперь мы хотим услышать ваши песни, — сказал Семеса.
Мы с удовольствием исполнили несколько песен.
— Хорошо, — сказал Семеса, — Теперь поедем к нам.
Когда наши автомашины подкатили к деревне, там нас уже ждали. В черной тропической ночи уютно светились огни керосиновых фонарей. Семеса взял один фонарь и неторопливым шагом пошел по скользкой после дождя тропинке. Он слегка опьянел от русского виски, и нам пришлось поддерживать его под руки. Семеса был словоохотлив.
— Я первый раз вижу русских, и они мне нравятся. Я хочу танцевать с вами до утра, и эти кораллы, что сушатся на солнце, — он показал на белевшие в темноте кораллы, приготовленные для продажи, — все эти кораллы будут у вас на судне.
Мы выстроились возле таза с водой, по очереди разувались, мыли ноги и входили в хижину Семесы. Несколько фонарей «летучая мышь» освещало хижину, делая ее уютной. Семеса рассадил нас полукругом в центре комнаты, потом принялся рассаживать своих односельчан, которых пришло очень много. Они с любопытством рассматривали нас и шумно обменивались мнениями. Потом вождь хлопнул в ладоши, и наступила тишина. Он что-то сказал по-фиджийски, и хор детей и женщин в противоположном углу хижины затянул песню. Бонда объяснил, что они поют о море и о своем доме. Брат Семесы уже уснул, прислонившись к стене, да и сам хозяин откровенно клевал носом. Но стоило ему очнуться, как он сам начинал подтягивать певцам.
— Сейчас мы будем пить каву, — сказал Семеса. Стало тихо. Все мужчины сели полукругом возле огромной чаши с деревянными ножками. Место у чаши занял сын Семесы — Гуру. Смуглое лицо, слегка волнистые волосы, тонкие выразительные черты лица и лукавые миндалевидные глаза умницы и плута. Гуру подмигнул нам с таким хитрым видом, будто говорил:
«Сейчас я угощу вас кавой, и вы узнаете, что это такое!» Мужчины молча расселись вокруг чаши. Веку Ракобили начал читать какое-то заклинание. Он говорил по-фиджийски, но часто повторял английские слова «рашен пиплз» и «рашен френдз». Когда Веку делал короткую паузу, мужчины хором говорили:
— Нáка!
И в следующую паузу хор вторил:
— И мáла!
Кончились заклинания. На чашу положили кусок ткани и высыпали на нее белый порошок. Потом Гуру свернул ткань с порошком в узел, и Бонда начал лить ему на руки воду. Гуру мял узел, окуная его в чашу, и сквозь ткань просачивалась мутная жидкость. Бонда все лил воду, а Гуру все мял и мял узел, опустив руки в чашу. И скоро она до краев наполнилась беловатой жидкостью. Гуру зачерпнул жидкость овальной чашечкой, сделанной из скорлупы кокосового ореха, попробовал, причмокнул и подмигнул нам. Он зачерпнул еще раз и подал чашечку Семесе. Вождь торжественно подошел к нам и стал на одно колено. Затем он протянул чашечку Борису и сказал:
— Кава!
— Нака! — ответили хором мужчины.
Боря выпил каву и отдал чашечку Семесе. Мужчины сказали:
— И мала! — и три раза хлопнули в ладоши.
— Ну как? — шепнул я Борьке.
— Не понял, — ответил он.