Иногда ребята ездили на коралловый риф понырять за ракушками. Они возвращались под вечер, уставшие, изодранные и довольные. Привезенные ими кораллы пахли морем и вяленой рыбой. Но, как ни заманчиво было нырнуть в маске и ластах в таинственные глубины, меня тянуло совсем в противоположную сторону — в горы. Хотелось своими глазами увидеть сандаловое дерево, о котором сложено столько легенд. Дерево, из которого делают фигурки божков, тросточки, приносящие счастье, утварь для храмов.
В ботаническом саду вокруг музея в Суве не было ни одного экземпляра сандалового дерева. Администратор музея посоветовал позвонить в департамент лесов и земледелия островов Фиджи. Но и там не ответили ничего определенного. В городских садах и парках сандала нет, на плантациях его не выращивают. Есть отдельные экземпляры в горах, но нужно знать эти места. Индийцы, которые еще иногда промышляют сандалом, целыми неделями бродят по лесу, чтобы найти это ценное дерево. В общем нам вежливо отказали. Но надежда все еще была. Веку Ракобили, который после вечера в Сува-Ву проникся уважением ко всем нам, и особенно к Клименко, как-то сказал, что может отвести нас в лес и показать сандаловое дерево. Во время второго посещения «Зари» Веку снова это подтвердил, и мы договорились отправиться в поход в следующее воскресенье. В назначенное утро мы с Клименко встали пораньше и быстренько собрались в дорогу. Другие ребята возились с мотоботом, готовя его к очередному плаванию к рифам, а мы уже катили в автобусе к Сува-Ву.
Деревня встретила нас необычайной тишиной. Мы пришли к дому, где жила старшая дочь Семесы, и спросили о ее двоюродном брате.
— Он у моря. Они там роют яму…
Женщина позвала нас в хижину, попросив подождать, пока вернется ее сынишка, посланный за Веку. Прошло, наверное, минут двадцать, когда циновка, загораживающая вход, поднялась и в хижину вошел Веку. Он был необычайно серьезен, взволнован и перепачкан глиной.
— У нас горе, — сказал он. — Умер отец моей жены. Это траур для всей деревни. Мы решили и вас пригласить. Пойдемте со мной.
Мы двинулись на окраину деревни, к кладбищу на обрывистом берегу моря. Десятка два мужчин сидели около свежей, наполовину вырытой могилы, в тени развесистого хлебного дерева. Бонда обносил их кавой, которую черпал кокосовой чашечкой из оцинкованного ведра. Мы тоже выпили по чашечке. Мужчины явно не торопились с работой, и мы поняли, что это дело затянется до ночи. Веку сказал:
— После похорон мы будем пить каву и плясать до утра.
На судне нас ждали к ужину. И если задержаться до утра, все будут подняты на ноги — подумают, что мы заблудились. Но нужно было уйти так, чтоб при этом не обидеть гостеприимных хозяев. Клименко вел переговоры с Веку, и, видимо, успешно, потому что через четверть часа он позвал меня, и в сопровождении Веку мы вышли на шоссе.
— Я, к сожалению, не могу пойти с вами, — сказал Веку. — Но сандаловое дерево легко найти. Вы дойдете по лесной тропе до Карабамба-мантель и начнете подниматься на нее. По обе стороны будут расти зеленые деревья. Это и есть сандал.
— Но в лесу все деревья зеленые, — сказал я, — Спроси, какая форма у листьев сандала. И вообще, как это дерево выглядит.
Веку ответил:
— Вы смотрите на кору: у сандала должна быть светло-коричневая кора, очень душистая. — Он вынул из кармана своей юбки небольшой кусочек хрупкой коры и подал нам. Но запах у нее был совсем не сандаловый, он напоминал гвоздику.
— Это не сандал, — сказал я, — сандал пахнет совсем по-другому.
— Все равно, это дерево тоже имеет запах. А если вы сами знаете, как пахнет сандал, то вам его будет просто найти. Я-то лично за ним никогда не ходил…
Веку пожелал нам счастливого пути и ушел.