Огромно, могуче, некрасиво, безобразно даже. И отрубленный хвост, - до чего нужен этот отрубленный хвост! Кажется, это у Крылова в басне кому-то отрубили хвост. нет, крысы отъели у живой щуки хвост. Так разве же у России не „отъели хвост“, несмотря на все ее Сенаты и Государственные Советы и всесословные суды, разные интендантства, старички в отставке и без отставки, и все эти адмиралтейств-крысы и т. п. и т. п., „имена же их Ты, Господи, веси“. Трубецкой ничего не читает, - верно. Ничего даже не знает, - опять верно. Но тогда, значит, он и без чтения, и без знания уловляет, однако, суть вещей, как собака „верхним чутьем“ знает о пролетевшей по воздуху птице. Трубецкой не знает фактов, не следит за политикой, не толкует о событиях и не вслушивается в то, что про события говорят; но это пока только „деревья“, ежедневное, еженедельное, ежемесячное, что от него не закрывает „леса“. Не вслушиваясь, не всматриваясь в подробности, он по виду русских людей, по фигуре русских людей, по лицам и говору русских людей, вот как собака „верхним чутьем“, - знает ту страну, то государство, тот исторический возраст государства, то счастье или несчастье, надежды или безнадежность, которые могли родить и рождают, и вот выслали за границу этих русских людей, которых он все-таки видал же! Я откажусь от своей мысли, что он здесь выразил Россию, если вы мне объясните обрубленный, „отъеденный“ или вырванный, хвост у его клячи. Ведь это - монумент! Боже, кто же не знает, что монументы сплошь бывают великолепные, что „строить памятник“ и „строить великолепие" - это синонимы? Что же могло побудить его, вдохновить руку его, повести линии. так жалкие, грустные, столь не эстетичные! <.>
Перехожу теперь к этому памятнику, который неделю назад я осмотрел в натуре. Он бесконечно обезображен пьедесталом: розовый гранит, „благородного розового цвета“, отполированный, вылизанный и вычищенный, как бонбоньерка для продажи барышне, и на нем... водружена „матушка Русь с Царем ее“.