Вука помолилась за этих добрых людей, как ее учила мать. Душко тоже повторял за ней слова молитвы, хотя чрезмерная любезность хозяев не внушала ему особого доверия. Он прошел дедову школу, а дед слишком хорошо знал жизнь, чтобы доверять незнакомым людям.
Занятые молитвой, дети не слышали, как хозяйка босиком подкралась к двери и подслушала их, а потом вернулась к мужу на кухню.
— Ну что? — спросил он. — Видать, это сербы с Козары. Из лагеря небось сбежали…
— Нет, это, похоже, сироты. Молились о родителях и за нас помолились, что мы приютили их.
— Глупая баба! Ничего-то ты так и не узнала, — нахмурился муж.
Он сердито бросил тапочки и босиком направился к двери.
— Ты рехнулась, старая, какие это сироты? — прошипел он вернувшись. — Партизанские ублюдки, вот они кто. Нам с тобой не поздоровится, если эта мразь победит. Все у нас отберут да еще и прикончат за то, что наши сыновья служат у усташей. Надо заявить о них в жандармерию. Пускай их отправят назад, откуда пришли!
— Пожалей их. Пусть переночуют и идут куда хотят! Они же дети. Подумай, муж, о своих…
— Нет! Я не собираюсь из-за них рисковать. Наш сын — усташский офицер, только что вернулся с Козары, а отец будет укрывать беженцев?!
Он дождался, пока дети уснули, и, не обращая внимания на жену, подошел к комнате, дважды повернул ключ в замке и сунул его в карман. Позвав в кухню старшего сына, он велел ему взять велосипед, съездить в жандармерию и рассказать там, что у них дома заперты двое беглецов.
Жена еще раз попробовала отговорить его:
— Не навлекай божью кару на наш дом!
Рассвирепев, он ударил жену, и бедная женщина смирилась.
Сын вернулся поздно ночью и сообщил, что за беглецами придут утром.
Проснувшись среди ночи, Душко услыхал голоса на кухне и шум в сенях и сразу же почуял неладное: почему уставшие за день крестьяне не спят ночью?
Он разбудил сестру, она открыла глаза и взяла его за руку. Он попробовал ее лоб:
— Ты еще плохо себя чувствуешь?
— Очень плохо. Меня знобит. А что?
— Ты не могла бы встать? Нам надо уйти отсюда, когда все стихнет и хозяева лягут спать.
— Ночью? Но мы даже не знаем, где находимся…
— Мне кажется, я знаю. Это плохие люди. Они что-то замышляют. Я чувствую, что они нас выдадут.
— Вряд ли, ведь они нас так хорошо приняли.
— Слишком хорошо. И непонятно почему.
Ребята подождали, пока в доме все стихло, и тогда Душко встал, подкрался к двери и осторожно повернул ручку. Дверь не поддалась.
— Вука, они нас заперли, слышишь?
— Заперли? Зачем?
— Чтобы мы не убежали. Мы у усташей! Так глупо попались в ловушку. Как мыши…
Он еще несколько раз толкнул дверь, но безуспешно. Тогда он подошел к окну, но на нем оказалась железная решетка. Душко метался по комнате, как пойманный зверек. Ничего путного в голову ему не приходило. Сестра плакала. Мысль о том, что их вернут туда, откуда они бежали, приводила его в ярость. Он подошел к двери и стал так сильно барабанить по ней кулаками, что звуки ударов разнеслись по всему дому.
— Откройте! Откройте же!.. — кричал он.
Вся семья сбежалась в сени, хозяин рявкнул:
— Ты что, хочешь дверь сломать, сопляк?!
— Откройте, мы хотим уйти! Зачем вы нас заперли?!
Послышался голос хозяйки:
— Отпусти их! Не слушать же их стука всю ночь! Скажем, что они убежали!
— Ни за что! — отрезал хозяин и пригрозил детям: — Слушайте, вы, сопляки, завтра за вами придут жандармы и отправят вас туда, откуда вы удрали!
— Откройте! Выпустите нас! — твердил свое Душко, продолжая стучать.
Наконец дверь открылась. На пороге стоял хозяин с ремнем в руке. Из сеней в комнату упал луч света, ослепив Душко. Схватив мальчика за волосы, хозяин принялся безжалостно бить его ремнем по спине, по ногам — куда придется. Устав, он отшвырнул мальчика в угол и, задыхаясь, рявкнул:
— Не заткнешься — получишь еще!
Дверь захлопнулась. Тихо плача, Душко забрался в кровать. Все тело болело и жгло, как огнем, первый раз в жизни его высекли.
Вука, как могла, утешала брата. Оба проплакали до самого рассвета. Наступил день. За окном, озаренное лучами летнего солнца, расстилалось широкое поле, по которому они уже не могли бежать дальше…
К вечеру следующего дня на старом автомобиле двое жандармов привезли маленьких беглецов назад, в лагерь, который по-прежнему назывался сборным пунктом для детей-беженцев. Всю дорогу ребята молчали. Душко весь был исполосован ремнем. Израненное тело распухло и болело, но еще больше он страдал, глядя на горевшую в лихорадке сестру.
В лагере их встретили руганью и угрозами. Жандармы передали детей новой настоятельнице, которая смерила их суровым взглядом с головы до ног и спросила:
— Зачем вы сбежали?
— Мы не сбегали, — ответил Душко. — Мы пошли вместе со всеми, но сестра заболела в пути, и нам пришлось отстать и идти своей дорогой.
— Куда?
— Как куда? Мы хотели попасть к себе домой…
— Ты складно врешь. А зачем ты, детка, крутился вокруг хутора? Зачем барабанил в дверь?..
Душко молчал, опустив глаза. Вспомнив наказы матери, он притворился униженным и подавленным.