Волчата

Говорят, всему на свете бывает конец. Пришел конец и смертям в детском лагере. Вскоре во всех лагерях «Независимого государства Хорватия» оказалось столько детей, что власти уже не знали, что с ними делать. Их начали отпускать и отдавать на воспитание. Мир, в котором еще шла война, содрогнулся, узнав о том, что делают с детьми варвары-усташи в центре Европы.

В лагерь, где были Вука и Душко, пришла бумага о том, что родители и близкие, находящиеся на территории, непосредственно не охваченной военными действиями, могут забрать своих детей домой.

Душко и Вука смотрели, как приходили чьи-нибудь родственники. Чуть живые, но счастливые детишки уходили со своими родными. А у Душко и Вуки не было возможности покинуть этот лагерь. Дед Джуро не решился бы отправиться за ними, не было у них и родственников, которые могли бы это сделать. Отчаяние и безысходность все больше овладевали детьми.

Силы совсем оставили их. Душко еле переставлял ноги и часто, прислонившись к чему-нибудь, молча смотрел вдаль, туда, где, как ему казалось, находилась Козара. Сестра чувствовала, как вместе с силами и здоровьем брата покидает воля к жизни, как его охватывает отчаяние. В таком состоянии человек часто сам желает себе смерти.

Однажды вечером, когда солнце уже село, они увидели во дворе тетю Стою. Обливаясь слезами, женщина возвращалась с детского кладбища, где были похоронены обе ее дочери.

Брат с сестрой бросились навстречу тете Стое, и скоро уже плакали все трое. Душко и Вука рассказали ей про Мию и попросили взять их с собой.

Перед тем как Стоя отправилась с Козары, к ней пришел дед Джуро. «Если вызволишь своих, прихвати заодно и моих», — попросил он и дал ей на дорогу немного денег…

На следующий день Стоя получила в лагерной управе разрешение забрать Душко и Вуку. Так как обе ее дочери умерли, ей разрешили взять детей сестры. Она подписала обещание, что будет их содержать и воспитывать, но не на Козаре.

Когда они отошли от лагеря, тетя их переодела. В лагерной одежде страшно было появляться в тех краях, где на каждом шагу встречались усташи. Силы Душко были на исходе. Стриженая голова, хрупкие плечики, голодные глаза, выпирающие кости, обтянутые потемневшей от солнца кожей, — вот что осталось от прежнего Душко. Его сестра выглядела ничуть не лучше. Их глаза были полны страха, и дети казались жалкими и несчастными.

Стое и детям удалось сесть на поезд. Сначала в купе никого не было, кроме них, потом его заполнили солдаты, возвращавшиеся из отпуска. Они раскрыли свои мешки и принялись за еду. Запахло свежеиспеченным хлебом, салом и яблоками. Душко и Вука глотали слюнки, не в силах оторвать голодных глаз от такого богатства.

Молодой домобран, деревенский парень с приветливым лицом, обратился к Стое:

— Мамаша, ваши дети небось голодные?

— Как видишь, сынок…

— Может, возьмете что-нибудь? — спросил он, сочувственно глядя на них.

— Если вы так добры, я взяла бы что-нибудь для этих бедняжек. Сами видите, еле живые они от голода. Бог вознаградит вас за это, добрый человек.

Солдат раскрыл мешок:

— Я вам все отдам, что мне дома дали. Переложите себе в сумку, пригодится в пути.

Благодарная Стоя предложила солдату денег, но тот наотрез отказался:

— Ничего мне не надо. Кто знает, что будет с моими детьми, пока не кончится эта бойня! Мне всех детей жалко, как и своих…

Стоя поблагодарила солдата и отрезала Душко и Вуке по кусочку хлеба и сала. Солдаты сочувственно смотрели, как едят голодные дети. Не успели ребята доесть, как дверь купе распахнул пьяный усташ.

Он плюхнулся на свободное место напротив женщины с детьми и сначала посмотрел красными опухшими глазами на Стою, а потом на детей. Подняв голову, он окинул всех домобранов презрительным взглядом:

— Ну, как дела, домоседы?!

Не получив ответа, он перевел взгляд на Душко. У мальчика все внутри закипело. Он забыл материнский наказ и, почувствовав в себе бунтарскую кровь деда, не отвел глаз, а спокойно выдержал взгляд усташа.

Стоя заметила, как ощетинился усташ. Колючий взгляд мальчика разозлил его. Чуть слышно она велела Душко опустить глаза, но было уже поздно. Пьяный усташ грубо спросил:

— Слушай, женщина, куда ты везешь этих козарских сербов, партизанских деток? Небось они из лагеря, а?!

Стоя не растерялась и отрицательно покачала головой, надеясь, что домобраны, которые были к ним так добры, поддержат ее.

Но усташ заорал и на солдат:

— Чего вы на меня так уставились, идиоты?! — Он обнажил грудь и продолжил: — Видите след партизанской пули? Если вам этого мало, посмотрите еще здесь, — задрал он рукав рубашки. — И здесь! — Все увидели недавно затянувшийся след от пули на руке. — Смотрите, смотрите на эти раны, тыловые крысы! Все это — дело рук партизан. Вы, домобраны, в это время небось бежали сдаваться! А мы за вас кровь проливаем!

— Это ваше дело! — возразил молодой домобран.

— Не только мое, но и ваше тоже!

Все замолчали. Усташ снова уставился на мальчика, потом вдруг схватил его и поднял вверх.

— Сейчас я этого сербского ублюдка вышвырну в окно!