Волчье кладбище

– Без понятия. При мне он этого не сказал. Но, послушай, вряд ли он Анне всё оставил бы, верно? Он ведь не воспринимал её как мать. Отец говорит, чужая душа – потёмки.

– Не было там души. Знаешь, Джо, проваливай!

– Ага. – Джо послушно встал и побежал на поле.

Я надевал бутсы, когда из коридора зашёл Робин. Завидев меня, он невольно вздрогнул.

– Я думал, уже никого.

– Хочешь? – протянул я остаток сигареты.

Робин затянулся и потушил окурок о ножку скамьи.

– Как рука? – спросил я.

– В порядке. Морфий, как видишь, не принимаю. Только рубашки запачкал, судно регулярно даёт течь.

С поля прибежал Питер.

– Макс, ну где ты? У нас категорически не хватает столбов для схватки.

– Иду.

Как всегда, от ясного лика Питера исходили лучи майского солнца. Улыбка до ушей. Старый добрый Питер. Он положил руку на плечо Робина и сказал:

– Как твоё рукоблудие?

– Адские муки. Нам необходим тред-юнион для взаимопомощи, – паясничал Робин. – У меня отец как раз в одном таком обществе состоит. Скидки, пособия по болезни… Дарт не посмеет возразить.

– Я, пожалуй, воздержусь от такого членства, – весело заключил Питер.

Робин шлёпнул его по щеке, тот двинул в ответ.

– Всё, иди к чёрту! Макс, пошли, – позвал меня Питер.

– Иду, – отозвался я, завязывая шнурки.

– Слышали, у Гарри в комнате по ночам какой-то полтергейст шарит! – сказал Робин.

– Откуда ты знаешь?

– Пристал ко мне сегодня, трогал ли я его вещи на столе.

– А ты не трогал?

– Нет, конечно, – помотал головой Робин. – Кажись, он сбрендил.

– Жизнь без Тео оказалась не сказкой, – заключил Питер.

– Я думаю, там какое-нибудь привидение от Эмили Дикинсон[71] воду мутит, – сказал Робин. – Мстит за их пакости.

В раздевалку закатился Мэтью, по широкому лбу его и полыхавшим заревом щекам струился пот. Хрюшка суетливо отворил свой шкафчик и начал переодеваться.

– А, Мэтью, – вернулся из душевой Секвойя с ведром. – Я тут прибирался, освобождал ненужную ячейку. Кажется, это твоё.

Он извлёк из бывшего шкафчика Тео какую-то книгу.

– На корешке твоё имя.

Мэтью взвизгнул:

– Учебник по Ранней республике! А я уж думал, придётся платить за утерю… – Мэтью, пыхтя, запрятал долгожданную находку в свой шкаф и поковылял на выход.

– А ты что, тоже играть надумал? – спросил я Робина.

– Не, думал, бутсы забыл тут. Наверное, в комнате под кроватью они. Хорошей игры!

– Давай, давай, проваливай!

Мы вышли с Питером к игровому полю, где уже шла разминка.

– Странный тип этот Робин, да? – сказал Питер.

– Обыкновенный олух, как мы.

– Его бутсы перед дверью на видном месте стоят. Я о них чуть не расшибся.

На моё лицо наползли тучи.

– Тогда какого чёрта он их искал в раздевалке?

– Без понятия, – сказал Питер. – Вот и говорю – странный тип.

– И зачем ему бутсы, если он не играет сейчас?

– Отец говорит, что знает эту породу. На войне повидал. В жизни совсем иными людьми оказываются.

– В тихом омуте?..

– Ну да, ну да. Что-то в этом духе. Наш Робин ещё всех удивит.

– А?

– Это старик мой сказал.

– А почему он вдруг такое о Робине? – спросил я.

– Не знаю. Тоже замечал за ним, наверное, странности всякие.

– Например?

– Да не знаю. Роб мылся как-то, когда отец драил в умывальне. Так, говорит, слышал, как Роб «Красное знамя» напевал.

– Ну и что? – пожал я плечами. – Коммунисты сейчас в моде среди бунтарей.

– Это вроде не коммунисты… В любом случае кому из нормальных такое в голову петь стукнет? Хотя у каждого бзики свои. Вот у тебя же есть бзики?

– Не знаю, – сказал я честно. – Под душем я нем, как рыба.

– Ну, а насчёт самолёта?

– А, это… Ну да, есть.

– Ну вот!

– Но это мечта, а не бзик, – сказал я.

Питер так весело головой повертел, что золотистые волосы разлетелись.

– К мечте нужно стремиться, дружище. А ты что делаешь? Паркуешь свой бампер к пьяным бабам за фунт в вечер.

– За полтора, – уточнил я. – И плюс чаевые.

– Я тебе скажу, не там ты вертишься.

Я пожал плечами.

– Как знать.

– Не те цены себе вешаешь. У меня хотя бы выход отсюда есть, – объяснял Питер. – Я не хочу в древних городищах рыться, понимаешь, я здесь только потому, что отец настоял. Роданфорд – трамплин в будущее, говорил он. Такая удача, что бесплатно Кочински меня взял. А я хочу в Королевскую академию драматического искусства в Лондоне. Чтобы актёром стать. Вот куда я рвусь. Но там меня не ждут. У меня не то социальное положение. И поэтому ярмарочные фестивали пока что – моя единственная дверь к мечте. Я знаю, что на них съезжаются ректоры половины драматических школ. Меня могут заметить, понимаешь?

– Ага.

– Это мой шанс. И Лемертон считает, что я неплох.

– Ты чудо как хорош, приятель. Я бы запал на тебя, если бы не твоя обезьяна в штанах.

Это было почти правдой. Питер заулыбался, широко оскалив зубы. Он был и в самом деле красив, как Орфей.

– В лепёшку расшибусь, дружище, если нужно будет.

– И через принципы перешагнёшь?

Питер задумался. Я такое у него специально спросил про принципы. Адам меня в слабаки определил уж больно лихо, не проверив толком. А что насчёт Питера?

Горден не дал нам продолжить. Мы встали в строй, переключившись от наших мозгов к ногам и туловищам.