– Я предупреждал, что это опасно, – тихо сказал Адам.
– Придурок, как и половина университета, – буркнул я в ответ. И сам не понял, о ком сказал – о Дарте или об Адаме.
Мы прошли обратно к шкафчикам.
– Ты что, с Анной крутишь? – снова прилип Джо.
– Иди к чёрту, говорю!
– Ага, ну теперь ясно.
– Что тебе ясно, безусый?
Джо попытался ухмыльнуться, но вышло нечто больше похожее на сдержанный чих.
– Ясно, почему Дарт сбежал от тебя. Я видел, как Анна из его кабинета выходила. Помада размазана, блузка помята. Ну дела, думаю. Надо отдать должное, сам-то он как пижон выглядел – опрятно, волосок к волоску, рубашка в ширинке не торчала. И следов помады на нём не было.
– Значит, это правда, – пробубнил я.
– Правда, ага. Так он ещё смел заявить ей, что такое поведение аморально и не дай бог об этом узнает проректор, – возмущённо продолжал Джо.
Ближе к вечеру я подкараулил Анну у запрещённого крыла. Её глаза опухли.
– Вы в порядке?
Я неожиданно возник перед нею. Женщина вздрогнула.
– Макс… Что ты хотел?
– Он вас обидел?
Анна напряглась как струнка, натянутая, будто вот-вот лопнет.
– Не забывай, кто я такая. Меня опасно обижать.
– Рад это слышать, – произнёс я холодно, демонстрируя, что мне нет дела до того, с кем она кувыркается.
Она поспешила раствориться в коридорном сумраке.
Перед ужином Дарт вызвал меня в свой кабинет.
– Садись, Гарфилд.
Он говорил своим обычным сухим тоном.
– Я хочу, чтобы ты уяснил одну вещь.
– Вы оскорбили её?
Откуда во мне эта прыть сегодня, сам не пойму.
Дарт стерпел, вздохнул, помолчал. Затем тихо продолжил:
– Вам, лоботрясам, кажется, что вы умнее нас. Но поверь, мы во многом схожи. Мы не только живём под одной крышей. Я тоже бываю временами глуп, порой безрассуден. Мне, как и тебе, Макс, некому пришивать пуговицы. Но поступая сюда работать, я раз и навсегда принял для себя принцип: моральный облик этого университета – моя первостепенная задача. Я дал слово мистеру Кочински, что не подведу его.
– Вы так услужливы, что даже трахали его жену?
Дарт округлил глаза и заткнулся. С минуту помолчал. Потом встал и угостил меня такой пощёчиной, что чуть глаза из орбит не вылетели. Я постарался не выдать боль, только взглянул на Дарта с ещё большим презрением и сказал:
– Вы позвали меня, чтобы пуговицами меряться?
– Сопляк! Ты должен понять, что нахальство, с которым ты и твой дружок ведёте себя, крайне возмутительно и непозволительно для нашего учреждения.
– Сэр, давайте по-мужски всё проясним. Для начала признайтесь, вы бы нас трижды уже выбросили, не будь вам так нужны деньги моего отца. Можете не комментировать. Только ответьте, чем вам Адам-то не угодил? Неужто и вы, здоровый мужчина и конченый моралист, из ксенофобов?
– Зачем вы лазили в сторожку? – резко бросил Дарт.
– Откуда вам это известно?
– Отвечай!
Я кивнул:
– Анна, значит, выболтала. Вы ходили к ней и трясли как куклу.
– Мне сказал об этом Диксон.
– Что ж, очень мило, что вы так сдружились. На общей почве.
Дарт потемнел на глазах.
– О чём ты?
– Ну как же, у вас обоих было по десять минут без единого свидетеля. Разве нет?
Дарт кипел, крышка чайника так и дребезжала:
– Миссис Кочински я сообщил, что вам запрещено ходить в преподавательский корпус.
– Вы ревнуете?
– Что?
– Ну да, ревнуете.
– О чём ты говоришь, Макс?
– Вам не всё равно, кто мне пуговицы пришивает? И Анна – не ваша жена. Любовница, в отличие от жены, не принадлежит мужчине. Вы ведёте себя, как гиена, у которой вырывают из пасти кусок мяса. Только забываете, что не вы это мясо добывали.
Дарт стиснул зубы.
– Я стерплю и это. Потому что ты – недоумок. Я дам тебе последний шанс. После я вышвырну тебя и твоего дружка.
– Не надорвитесь, сэр. – Я встал и намылился к выходу.
В дверь постучали, в проёме показалась гигантская картофелина башки Гарри.
– Извините, сэр. Позволите?
Гарри сказал «извините» и «сэр»? Сегодня все с ума посходили.
– Что ты хотел? – спросил Дарт.
– Вы не против, если я переберусь в комнату к кому-нибудь из парней?
Я притормозил в дверях, мне было интересно.
– Для чего? – хмуро спросил Дарт.
– Мне… это… не по душе там обитать.
– Где?
– Ну, в комнате своей. Это ведь теперь комната мертвеца, – промямлил Гарри.
Дарт поморщил лоб.
– Не думал, Гарри, что тебя подобное может пронять. Твоя комната – самая большая, лучшая во всём правом крыле.
– Да, это да… Но мне теперь там не по душе. Понимаете?
Дарт помолчал с минуту.
– Даже не знаю, Гарри. А если никто из студентов…
Гарри тут же зачастил:
– Не, не, вы не переживайте! Я уже договорился. Мэтью со мной поменяется. А я буду с Джо. С этим порядок, сэр.
Дарт тяжело выдохнул:
– Если он согласен, то не вижу причин сказать «нет».
– Вот спасибо, сэр!
Гарри прошёл мимо меня, в смятении застрявшего в дверях. Он как-то странно на меня взглянул, всего на секунду. Я без преувеличения пребывал в некоем ступоре. Что нашло на Гарри? Агата оказалась права, он и в самом деле чего-то боялся. Вернее, кого-то.
Я перевёл глаза на Дарта. На лбу его предательски поблёскивала испарина.
– Завтра похороны Тео, – сказал Дарт мрачно. – Отправляйся с рассветом в церковь. Вымой полы, протри все окна, скамьи и кафедру.