Волчье кладбище

Я вскочил и ринулся в коридор, нагнал таинственное тело в простыне. Уложил его средним захватом, однако тип оказался не из слабых, а я благодаря алкоголю был не слишком в форме. Мы недолго бились и пыхтели. Меня в итоге накрыли этой самой простынёй, замотали в неё и отчалили. Когда я высвободился, то никого, понятное дело, на милю вокруг не было. Я выругался, пнул скомканную простыню. Рывком отворил ближайшую дверь. Питер и Робин мирно сопели в своих кроватях. Будь я проклят, если что-нибудь понимаю.

Я прошёл в клозет и умылся. Затем, недолго думая, двинулся к лестнице. За знакомой дверью в запрещённом крыле слышалась возня. Я взялся за ручку и отворил.

Анна до смерти напугалась. Она стояла у кровати, одетая в дорожный костюм, и складывала вещи в сумку.

– Что… Что ты здесь делаешь?

Она с ужасом смотрела мне в глаза. Я оглядел её с ног до головы. Во мне вскипел хмель.

– Вы уезжаете? – спросил я.

– Почему ты себя так ведёшь? По какому праву?

Я шагнул к Анне. Коснувшись её плеч, я почувствовал, что она дрожит. Я прислонился горячей ладонью к её шее, Анна меня оттолкнула. Тогда я резким движением скрутил ей руки за спиной.

– Я закричу!

– Вы не станете счастливой только из-за своего упрямства!

– Помогите!

Я закрыл ей рот. Когда во мне мешались гнев с алкоголем, как правило, в душе пробуждался поэт. Анна под давлением опустилась на колени.

– А теперь слушайте! – сказал я. – В мире нет любви, а если где-то есть, то она непременно умрёт. Либо смерть кого-то заберёт, либо – что вероятнее – кто-то встретит другого. Ваш случай – первый. Считайте, что смерть забрала у вас Милека. Поверьте, это так и есть. Деревня за лесом – селение вдов. Они потеряли мужей на войне. Теперь они ходят на танцы и плачут, потому что когда-то были счастливы от любви. Но вы ещё слишком молоды, чтобы ставить на себе крест. Вы должны довериться мне. Слышите? Кивните, если согласны.

Анна плакала, закрыв глаза. Она не кивнула. Я убрал ладонь с её губ.

– Мне больно, – прошептала она.

Тогда я отпустил её руки. Она принялась растирать покрасневшие запястья.

– Вы можете кричать, но что это изменит? Есть я и есть вы. А любовь – только старая, злая шутка природы. Мы с вами реальны, покуда знаем, что не любовь нам нужна, а тепло. Не завтра, а сегодня! Любовь убьёт нас, когда её не станет. Залейте свинцом своё сердце. Замуруйте в бетон и никого не подпускайте. Любите страстью, телом, настоящим! Я готов быть для вас чем пожелаете: солнцем, луной, игрушкой, апостолом. Я могу быть всем, только не мужем. Муж у вас уже был. Пускай это будет вам уроком. Пока вы молоды, торопитесь жить!

Поток агрессии ослаб. Меня качнуло, я присел на кровать, запустив пятерни в смятые патлы. Из карманов посыпалась мелочь, будто наружу, жестяно бренча, выкатилась вся моя суть.

Анна сидела на полу и обнимала дрожащими руками живот, словно он у неё болел.

– Одно слово, и я уйду, – холодно обронил я.

Она печально взглянула на свои вещи подо мной и произнесла так тихо, словно за дверью стоял строгий отец:

– Пожалуйста, уходи.

Я встал и гордо направился к выходу.

– Чёрт! – взревел я у двери. – Вы же не этого хотите! Вы хотите свободы! Кто вас держит?

Я прямо чувствовал, как горели мои зрачки во мраке большой холодной комнаты. Внешне я, должно быть, походил на помешанного или взбешённого в пьяной одури, которого выперли из клуба азартных игр за неимением средств. Но у меня же всё было! Чего ей не хватало?

– Уже слишком поздно, Макс, – Анна провела ладонью по животу, сокрытому жакетом. – Слишком поздно.

Вы можете не верить, можете сказать, что я мелодраматично всё приукрасил, но именно в этот самый миг грянул дождь. Так зарядил, что всё исчезло: и пустота за окном, и обольщение великой в моей жизни победой – Анной. Я был молод, нетерпим и пьян до чёртиков. И вот между нами втиснулась реальность.

– Ты прав, Милек умер, но только для меня. Теперь я вдова с ребёнком. Я должна иметь холодную голову.

– Чёрт…

– Милек не захочет новых детей. Никто не заменит ему Тео.

Я попытался не дышать, но только громко икнул.

Дождь переливался матовыми отблесками, как струящаяся атласная ткань.

– Что вы намерены делать? – спросил я.

– Уехать. Подам на развод. Чем раньше, тем лучше. Милек не должен узнать о ребёнке…

Я покачал головой:

– Ребёнок может стать для него спасением.

– Не может…

– И у монстра бывали просветы. Вспомните голубей на вашей свадьбе!

– Ах, голуби… – губы Анны задрожали. – Я никогда не рассказывала. И не расскажу…

– О чём?

– О том, как тем же вечером я застала Тео за углом дома. Он поймал голубя и выцарапал ему глаза вязальным крючком…

Меня чуть не вывернуло.

– Предположим, с животными у него не складывалось…

– К людям у него был такой же подход.

– Вы топите себя. Подумайте о ребёнке, вас теперь двое.

Во мне будто вдруг проснулись мои родители, сразу оба. Они очень хотели удержать эту молодую женщину от непоправимого шага. Но и у них не нашлось нужных слов.

– Именно о ребёнке я думаю больше всего в последние дни. Прошу тебя, Макс, забудь обо всём и уходи.

Глава 25 Комната мертвеца