– Я провожу эксперимент, Макс. Не задавай лишних вопросов до объявления результатов.
– Скажи мне только, в конверте – снимок топора? – спросил я без всякой задней мысли.
– Разумеется. Я всю ночь на это потратил, – ответил Адам на полном серьёзе.
Я присвистнул. Мне всё же удалось взглянуть на конверт, но там был совершенно незнакомый мне лондонский адрес с ничего не говорящим именем. Почта открывалась через полчаса, однако белобрысый нёсся, как планёр «Гамилькар», доставлявший срочный груз.
– Куда мы так спешим?
– Чтобы нас не опередили.
Я вздёрнул брови и ухмыльнулся:
– А, кажется, понял. Ты участвуешь в конкурсе на лучший снимок топора?
Это могло быть правдой. Однажды Адам посылал заявку в газету, разыгрывавшую двадцать фунтов. Нужно было нарисовать слона – в том виде, в каком его представляли себе в Транспаданской Галлии в дохристианские времена. В распоряжении газеты была какая-то гравюра, которую по завершении конкурса опубликовали. Рисунок Адама разнился во всём с той напечатанной нелепостью. Адам послал письмо в редакцию с упрёком, что их гравюра сделана в Средневековье, а не до Рождества Христова, но ответа, как и я на свой последний вопрос, по сей день не дождался.
На подходе к деревне мы нагнали неспешно идущего Джо. Когда его силуэт с ёжиком из башки только нарисовался, мне показалось, Адам выдохнул, даже сбавил ход. Я решил, что он не хотел выдать нашей спешки. Однако едва мы сравнялись, Адам споткнулся обо что-то в траве и неуклюже повалил хилое недоразумение Джо.
– Чёрт! О корни споткнулся. Макс, помоги Джо.
– Ты цел? – сказал я, протягивая руку.
– Как будто бы, – буркнул Джо.
Адам подобрал рюкзак Джо, отлетевший вперёд, и передал его владельцу.
– Спасибо. Вы тоже в деревню?
Я кивнул, но Адам хмуро покачал головой.
– Мы после пробежки, – сказал он.
– А, ясно. Потороплюсь, чтоб на занятия успеть.
Джо отчалил.
Адам задумчиво направился обратно к университету.
– Мы же на почту шли.
Мой друг в смятении глянул на меня, а затем сказал странную фразу:
– Как считаешь, отец гордился бы мной, если бы я не сел в ту лодку, а пошёл бы с ним в Сопротивление?
– И погиб в неполные десять лет? – Я покачал головой и, поразмыслив, добавил: – Нет, он бы себя и мёртвого не простил.
– Милек поощрял свободу выбора сына. Вы с отцом ищете компромисс, но не находите, потому что ищете его на минном поле. Шаг в сторону, и один из вас резко взрывается.
Я хотел возразить, но не нашёл чем, а главное – чему.
– Интересно, – сказал Адам, постукивая пальцами по конверту, – что бы сказал
Адамовы знаменитые психологические кульбиты, как известно, комментариев не требовали.
После того до рези в желудке сумбурного разговора и неотправленного конверта со снимком топора последовали несколько дней, которые я опущу в повествовании. Мы отыграли спектакль на территории колледжа Святого Аугуста, расположенного в ближайшем от нас городе. Какие-то заезжие хичкоки[84]
подходили к Питеру и нахваливали его за бесспорный талант. Хоть что-то не зазря делалось.Кочински торжественно вручили грант. Один-ноль в пользу Роданфорда. После короткого перерыва на еду и напитки мы перетягивали канат, затем был матч в итонский пристенок. «Аугустовцы» нам сразу задали настрой: поведали, как они под эту стену весь год нужду справляли. И мы теперь должны были об неё хорошенько потереться. Один-один. Спустя час унижений, кучи ссадин и травм и традиционно ни одного забитого мяча мы наконец-то выдохнули, и нас повезли к родным стенам.
Вскоре настали экзаменационные дни. Я неплохо в общем справлялся, учитывая, что больше не встречался с Анной. Она уехала той ночью, как и собиралась, так что остатки мозгов я всецело переключил на учёбу.
Помню, на латыни зашёл Поттегрю. Приёмная комиссия состояла из молчавшего, словно парализованного, Милека Кочински и Дарта. Последний, мне кажется, старательно выражал свою значимость в этих стенах. Интересно, что он знал о своём грядущем назначении и знал ли вообще?
Поттегрю просил помощи, требовалось уладить одно недоразумение. Он шептал, но при этом, как и всегда, искусно артикулировал, и шёпот его нам было хорошо слышно.
– Я лично проверил весь реквизит, сэр. Всё, что они нам прислали, их грузчик забрал в целости и сохранности. И знаете, что в письме треклятом они пишут? Что мы присвоили кальмара! Вздор!
– Потише, Поттегрю, – твёрдо изрёк Дарт.
– Взгляните! – Поттегрю тряс бумагой. – Жирными буквами – костюм кальмара! Они всё ещё требуют с нас этот костюм!
– Успокойтесь, Поттегрю. После экзаменов я займусь этим вопросом.
Дарт повернулся к Кочински.
– Святой Аугуст никак не смирится с поражением, – шепнул он, на его губах мелькнула ухмылка.
Кочински походил на безмятежный куст сухой травы. Подул ветерок, и куст шелохнулся – вот что мне напомнил его кроткий бессознательный кивок.
Глава 27
Ночь жертвоприношений