Волчье логово

XXXVIII. Воспоминания

О небо! Любить ее ножку, ее ручку, ее плечи; терзаясь ночи напролет на каменном полу своей кельи, мучительно грезить о ее голубых жилках…

Виктор Гюго «Собор Парижской богоматери»

Вот она, моя дочь. Вот ее шейка, ее глазки, ее волосы, ее ручка. Видали вы кого-нибудь прекраснее, чем она?

Виктор Гюго «Собор Парижской богоматери»

Когда Жозеф вернулся в обитель после долгого и тяжелого свидания с Бланш, первые лучи рассвета уже наполнили пустынные монастырские залы. Было сумеречно и тихо. Вдалеке, под темными сводами, только что замер нестройный хор голосов. Месса была окончена.

Сарацин хотел незаметно проскользнуть в свою келью, но его остановил внезапно выросший из сумерек брат Колен:

– Где вы были? Мы долго искали вас. Это переходит все границы дозволенного! Вас немедленно хочет видеть настоятель. И он в гневе.

Жозеф ничего не ответил и пошел за Коленом в келью аббата.

После дикой сцены в замке де Сюрмон и страшных откровений Бланш, отец Франсуа уже не вставал с постели. Когда они вошли, то увидели его измученное, желтоватое лицо при ярком свете единственной стоявшей на столе свечи. В ровном, пылающем круге света черты старого аббата, кровать на которой он лежал, и все остальные освещенные предметы приобретали до боли резкие и четкие контуры… Выражение лица настоятеля было сухим и жестким. Он даже не взглянул на вошедших.

– Оставьте нас с Жозефом наедине, – строго приказал аббат. – Но не уходите далеко. Скоро вы с Ульфаром мне понадобитесь.

Как только дверь закрылась за братом Коленом, отец Франсуа повернулся к сарацину. В его взгляде гнев мешался с болью.

– Наконец-то вы изволили явиться по приказу своего настоятеля, – начал он резким и взволнованным голосом. – Бог свидетель, я всегда любил вас, всегда был с вами милосерден, чего мне вовсе не следовало делать… Но сегодня… сегодня чаша моего безграничного терпения переполнена! Я отказываюсь отныне защищать вас. Есть проступки и преступления, которые заставляют леденеть кровь в жилах! Я всю свою жизнь хотел верить в то, что вы капризное, но в сущности совсем не злое дитя, что у вас возвышенная душа и восторженные мысли. Да, в вас было много огня, но этот огонь представлялся мне светлым и вдохновенным… Все вокруг твердили мне, что вы мрачный демон и опасный безумец. Напрасно! Я отказывался этому верить. О, какими слепыми и беспомощными делает нас любовь! Как она застилает наш взор темной, туманной завесой, сквозь которую мы видим не истинный облик человека, но лишь смутные его очертания…

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Что я сделал? – прервал его Жозеф.

– И вы смеете с таким чудовищным спокойствием спрашивать это у меня?! – воскликнул невероятно возмущенный настоятель. – Давным-давно я должен был раскрыть глаза, поверить здравым суждениям людей и увидеть вашу истинную природу! Я послал вас на службу в честный и благородный дом, я представил вас моему другу… И что же вы сделали? Вместо того, чтобы верно служить славному сеньору и учить его юных дочерей, вы совратили, а может быть даже, взяли силой несчастную, ничего не ведавшую девушку!

– Это неправда! – с силой воскликнул сарацин. – Мы полюбили друг друга! Если она и была создана для кого-то, то только для меня. Иначе мое безумие и мои темные страсти не нашли бы отклика в ее полудетской душе!

– Вы хотите сказать, что бедняжка сама виновата в своем падении?! – задыхаясь, спросил аббат.

– Я хочу сказать, что в этом не виноват никто!

– Не спорьте со мной! Замолчите сейчас же! Вы порочное и преступное создание! Все мои трепетные усилия вселить в вашу душу хотя бы долю ответственности и христианской веры были напрасны! У вас нет ни одного здорового человеческого понятия! Вы не знаете законов морали, не ведаете разницы между добром и злом! Грех и добродетель для вас не более, чем пустой звук! Вы следуете только своим жестоким желаниям! Вам нельзя оказывать доверие, ибо вы его дерзко обманете! Вам ничего неизвестно об угрызениях совести! Нет преград для ваших мрачных страстей и преступлений! Вас невозможно изменить! Вы сжигаете своим дыханием все на вашем чудовищном пути! Остается только безжалостно остановить вас!

Потрясенный этой страшной вспышкой гнева, этими жестокими и невероятными в устах милосердного аббата словами, Жозеф смотрел на отца Франсуа широко раскрытыми глазами и глотал невыносимую горечь обиды и отчаяния…

Тем временем аббат позвал монахов, которые уже ждали за дверью и сурово произнес:

– Брат Жозеф грубо и дерзко нарушил правила нашего священного устава. Мы обязаны строго наказать его. Уведите его и заприте в подземелье!