Волчье море

Именно так и было. Похоже, Али-Абу приняли столь же радушно, как и любого вестника, ведь первое, что хочет узнать бедуин, заполучивший асиля, — происхождение животного.

Однако, выяснив все необходимое, Али-Абу счел, что не стоит злоупотреблять гостеприимством китабов, и отправился коротким путем обратно. Он задержался по торговым делам в Антиохии — и в итоге его сыновья оказались у Бранда.

Он хотел вернуть мальчишек, благополучно доставив нас к Асфальтовому морю. Это греческое название, сарацины именуют это море Мертвым, но вообще-то никакое оно не мертвое. Мы убедились, что вода в нем зеленее всего вокруг, пусть кромка суши белая от соли, а сама вода непригодна для питья, даже если процедить ее через ткань.

Финн выслушал историю Али-Абу, качая головой и все удивляясь, как тот посмел явиться в стан тех, кого недавно ограбил. Побратимы обсуждали это весь день напролет — кроме Сигвата, который занимался тем, что чертил руны на песке, стирал и чертил снова.

Брат Иоанн никак не мог успокоиться и требовал, чтобы мы покарали мерзкого Гиоргиоса и его присных. Я напомнил ему, что мы искупали Годвина в масле и сожгли заодно с подземной кладовой. Гиоргиосу и его дружкам придется жрать друг друга, когда они сюда вернутся.

— Или же их прикончат солдаты, — сказал я.

Брат Иоанн, лицо которого выгорело до черноты, лишь морщинки в уголках глаз оставались светлыми, посмотрел на меня и покачал головой.

— Malesuada fames, — произнес он. — Голод бывает разный.

Голод, понуждающий ко злу. Возможно, в чем-то монах прав. Мы неслись вперед без оглядки, снедаемые этим голодом, пересекали море песка в грезах о кладе Аттилы. По-прежнему на Дороге китов, но вдали от увенчанных пенными барашками волн.

Не все были довольны этим. Нас осталось тридцать восемь, обожженных солнцем и измученных постоянной жаждой, потных и валившихся с ног от измождения, и лишь малую часть от этого числа составляли исконные побратимы. Некоторые даны с Кипра во главе с Косоглазым уже бурчали, не скрывая недовольства, что их завели в пустыню на погибель, а остальные пока прислушивались. И ничуть не помогало, что Косоглазый напоминал мне меня самого в ту пору, когда вожаком Братства был Эйнар, и я понимал, что Эйнар должен был чувствовать.

Подобно Эйнару, я старался не обращать внимания и, так сказать, пахал дальше, пусть в борозде частенько попадались камни. Мы передвигались из тени в тень, единственным доступным способом перемещения по земле, где солнце убивает, а никакое полотно не защищает от ослепительного света, бьющего прямо в лицо. Любого, кто остановился — или, хуже того, падал без чувств наземь, — сразу поднимали, ибо зной высасывал влагу из тела. Мы научились плотно запахивать одежды, это помогало справляться с жарой, а все наши мехи с водой были обмазаны пеной от взбитого верблюжьего молока, чтобы вода не просачивалась наружу.

Ложитесь только в тени, говорили бедуины. Глядишь, какая-нибудь ящерица посторожит ваш сон — они достигали в длину двух локтей и питались мелкой живностью, так что охранники из них были хоть куда. А если не спится, считайте верблюжьих блох, таких больших, что их легко заметить издалека.

Мы узнали много нового о еде. Бедуины племени бени-сахер, например, ели постную лисятину, о которой говорили, что она полезна для слабых костей. Также они ловили зайцев, свежевали и потрошили, как коз, а затем резали мясо на куски. Эти куски они запихивали обратно в шкуру и крепко ее завязывали. В песке копали яму, туда кидали хворост и поджигали, еще ставили два камня, один под хворост, другой сверху. Потом забрасывали яму тлеющими угольями и песком и оставляли на три-четыре часа — самый подходящий срок для длительного отдыха знойным днем, когда жарко и без того, чтобы сидеть рядом с костром. Мясо вынимали из шкуры, и оно светилось, как золото.

Мы ели его с хлебом, который арабы пекли каждый день, смешивая червивые зерна с водой и солью, раскатывая тесто, смазывая его золой и выпекая пять минут с каждой стороны. Золу скалывали, и на вкус лепешки получались отменные.

Все мы теперь с большим уважением относились к Али-Абу, его братьям и женам, но страшно удивились, когда узнали, что и они считают нас достойными людьми.

— Это потому, что вы плаваете по морю, — объяснил Козленок. — Они называют это Океаном и боятся.

Выяснилось, что в Океане, как верили арабы, обитают самые злобные джинны, твари вроде наших призраков. Вообще они повсюду и никогда не ступают на землю, а опознать их можно по песчаным вихрям, которые отмечают шаги этих существ.

Бедуины предпочитали не упоминать о них без необходимости — разумно, ведь мы тоже избегаем говорить о призраках, по той же причине. Эти джинны могут вселяться в людские тела и сводить людей с ума; Али-Абу утверждал, что видел одного одержимого, настолько безумного, что он ел песок и его пришлось держать и долго отмаливать. Впрочем, он так и не стал самим собой.

Али-Абу рассказал нам все это, обеспокоенно косясь на Сигвата, который, по его словам, вел себя точь-в-точь как тот человек, разве что песок покуда не грыз.