Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955

Некоторые из их проектов оказывались труднореализуемыми, потому что художники не разбирались в текстильном производстве, например, не учитывали раппорт, ограниченную длину, на которой должен был повторяться рисунок, и создавали узоры, не вписывавшиеся в формат рулона ткани. Более успешно работали в этом плане профессиональные дизайнеры тканей, такие как Маргрет Хильдебранд или Теа Эрнст, использовавшие мотивы и формы абстрактной живописи в орнаментике тканей. Для квартир такие ткани подходили далеко не всегда, потому что крупноформатные красочные узоры требуют определенной дистанции для обзора и нейтральных, «спокойных» поверхностей вокруг. Им нужны огромные пространства современной шикарной виллы. Однако многим это не мешало украшать стены малогабаритной квартиры обоями с совершенно дикими узорами, что производило впечатление хаоса и вызывало клаустрофобию.

Можно, пожалуй, даже порадоваться тому, что полностью оформить квартиру в новом стиле простому смертному было не по карману. Авангардистский дизайн вошел в жизнь немцев в виде малых объектов: ваз, жардиньерок, чаш и прикроватных столиков. Бытовые аксессуары превратились в эффектные миниатюрные скульптуры. Позволено было все, кроме симметрии; все должно было быть круглым, выпуклым, сжатым, сплющенным, со скошенными углами. В моду вошли петлеобразный, чашеобразный, яйцевидный и трельяжный стили. «Стреноженные кинетические энергии с неповторимыми моментами объемного напряжения» вышли на первый план. Биоморфизм торжествовал: вазы приняли формы бокалов, бутонов, лебединых шей. Фирменным знаком целой эпохи стал полукруглый столик в форме почки, который вселил отвращение следующему поколению.[362][363]

Этот столик стал декоративным символом денацифицированного жилища. С растопыренными ножками он торчал посреди комнаты, излучая оптимизм, ассиметричный, уязвимый и легкомысленный – антоним тяжеловесного рейхсканцелярского стиля. В изящных латунных «башмачках», с золотистой накладкой по периметру и часто инкрустированный мозаикой в средиземноморском стиле, он выглядел как пародия на нормальный, солидный стол.

Солидность вышла из моды, уступив место легкости и мобильности. Одно из главных требований к вещам заключалось в том, чтобы их можно было быстро переставить или убрать. Даже рожковая люстра вынуждена была подчиниться закону изменчивости: подвижная арматура трехрожковой лампы позволяла менять угол освещения. Идеалом новой легкости люди отчасти были обязаны нужде и стесненности: в условиях послевоенных лишений частые перестановки и перепланировки жилища стали неизбежны. Пристрастие к циклопическим формам ушло; теперь повышенным спросом пользовалось все складное и компактное. Четыре человека в трех комнатах, спальня-кабинет – такое стало обычным явлением: «Рядом с тахтой стоит письменный стол. У стены, за занавеской, – полка с папками-регистраторами. Хозяйка спит на складной кровати, убирающейся в стенную нишу. Над нишей – полка для хранения туалетных принадлежностей. Кровать отделена от остального пространства занавеской, так что хозяин может принимать в комнате своих коллег или партнеров».[364]

Некоторые удобства немцы освоили поневоле. Американские солдаты просто отпиливали ножки у столов в реквизированных квартирах, чтобы удобнее было класть на них ноги. Позже вернувшиеся домой хозяева, оправившись от шока, вынуждены были признать, что это довольно удобно. Так в обиход вошли прикроватные столики. Бедность временных жилищ привела к новому жилищно-бытовому идеалу. Люди сооружали шкафы из пустых ящиков для фруктов и пивных бутылок, устанавливали кроватную решетку на кирпичи, обрабатывали щелочью поврежденную мебель и придавали ей грубо-импозантный вид. Возник ранний вариант «shabby chic», по поводу которого газеты и журналы не скупились на полезные советы: «Складные трехсекционные матрацы, естественно, тоже требуют творческого подхода. Моя тетушка, чья квартира не пострадала от бомбежек, разрешила мне покопаться в ее барахле. Это даже забавно – обтянуть все секции складного матраца разной тканью, а если материала не хватает, можно в крайнем случае на нижнюю часть пустить какую-нибудь уродливую тряпку – кто ее там увидит?»[365][366]

Этот новый стиль жизни влиял как на бедных, так и на богатых. Дорогие изящные полки фирмы Knoll International стали выпускать без боковых стоек, чтобы придать им легкость. Письменные столы встали на тонкие стальные ножки; выдвижные ящики словно парили в воздухе. Мир плюша и тяжелой дубовой мебели улетучился вместе с дымом от огня, в котором все это сгорело; в моду вошла эстетика воздушности, невесомости – изящных перил, смело выгнутого бетона, хрупкого стекла и волнистых стен. Пастельные краски, нежные линии, тампонированные или текучие узоры – среди всего этого лучше ходить в обуви на мягкой микропористой креповой подошве, в криперах, ставших благодаря британским солдатам культовой обувью пятидесятых.[367]

Глава десятая Звук вытеснения