Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955

Бегство польских евреев в Германию относится к числу самых потрясающих миграций в то сложное время, прошедшее под знаком изгнаний и депортаций. Искать прибежища не где-нибудь, а в стране нацистов было для многих евреев еще и тяжелым моральным испытанием, на которое они решались лишь потому, что оккупированная Бавария была в их глазах уже не немецкой, а американской. И все же восточноевропейские евреи на удивление быстро сориентировались и адаптировались в стране своих поверженных врагов. Свой главный лагерь они устроили в мюнхенском районе Богенхаузен. Там, рядом с улицей Мёльштрассе, неподалеку от черного рынка, возник маленький торговый центр из сотни дощатых ларьков, многим напоминавший канувший в Лету базар на улице Налевки в Варшаве. В этих ларьках можно было приобрести шоколад, кофе, дамские чулки, морфий и любые консервы – почти все это из запасов оккупационных войск. Мюнхенцы были и рады этому явлению, и в то же время неприятно поражены: они в меру сил участвовали в этой торговле, старались извлечь максимум выгоды и все же постоянно чувствовали себя обделенными, как это бывает на любом черном рынке.[68]

На Мёльштрассе бок о бок с немецкими спекулянтами торговали греки, венгры и чехи, но главную скрипку в этом оркестре играли польские евреи. Их обвиняли во всех смертных грехах. Людей в кафтанах и с пейсами мюнхенцы раньше видели только на нацистских карикатурах, и их реакция на этих «персонажей» была весьма далека от искреннего радушия. Один современник воспоминал: «Довоенные евреи, которые здесь жили, были очень умными, вежливыми, необыкновенно приветливыми и благородными людьми. Те же, что приехали сюда после войны, не имели с ними ничего общего; среди них было полно разного рода проходимцев». «Довоенные» евреи стали теперь «хорошими» евреями, которым многие были бы рады, а новые – «плохими», которые всех только раздражали. Это были, как писал один мюнхенец, вовсе не те, что подвергались преследованиям, а, скорее, «отбросы общества, подонки, выродки и оборванцы, которых никто никуда не угонял, которые сами, просто не желая трудиться, притащились сюда из Восточной Европы – многие даже нелегально – и хозяйничают как у себя дома».[69][70]

Газета Landsberger Lager-Cajtung издавалась на идише, но набиралась латиницей, поскольку ивритских печатных литер в Германии больше не было

Но на этот раз еврейские беженцы и DP не дали себя в обиду. После публикации очередного расистского письма в Süddeutsche Zeitung в августе 1949 года несколько сотен человек двинулись в направлении редакции газеты. Это письмо, правда, не отражало мнения редакции, но такие мелочи уже никого не волновали. Когда полиция попыталась разогнать демонстрантов, дело дошло до ожесточенных уличных боев, в которых двадцать полицейских получили травмы, нанесенные дубинками и камнями, а трое DP были госпитализированы с огнестрельными ранениями.

Многим из уцелевших во время войны немецких евреев тоже было не по душе поведение их восточноевропейских собратьев. Писатель Вольфганг Хильдесхаймер писал своим родителям в связи с упомянутым инцидентом: «Здесь, без сомнения, еще много антисемитизма, но его, к сожалению, кроме того, то и дело провоцируют своим поведением сами DP. Тут ничего не поделаешь». Мюнхенские евреи относились к восточноевропейским с растущим недоверием – и наоборот.[71]

Из 11 тысяч членов, которые мюнхенская еврейская община насчитывала до 1933 года, выжило менее 400 человек. Большинство из них – крещеные или жившие в смешанных браках евреи, часть которых избежала депортации. Сюда же относятся 160 мюнхенских евреев, вернувшихся из концентрационного лагеря Терезиенштадт. Большинство членов этой маленькой общины составляли евреи, «которые еще до 1933 года имели чисто формальное отношение к иудаизму» и причисляли себя к современному, секуляризованному миру. Им эти хлынувшие в Баварию потоки еврейских DP из Восточной Европы с их традиционным местечковым поведением были так же чужды, как и нееврейским мюнхенцам, и они опасались, что окажутся у них под пятой. Им внушало серьезную тревогу не только их численное превосходство, но и их религиозный фанатизм. Ведь восточноевропейские евреи отличались от них более ортодоксальным иудаизмом и твердой решимостью выехать в Землю обетованную, что поднимало их в глазах многих, в том числе в глазах международной еврейской общественности, в ранг евреев «лучшего сорта».[72]