Волчье время. Германия и немцы: 1945–1955

Одной из таких «сомнительных личностей» был человек по имени Йоссель. В 1946 году он уехал в Палестину, но в 1952 году вернулся в Фёренвальд. Йоссель так объяснил свое решение одному американскому военному раввину: «Вы, наверное, принимаете меня за сумасшедшего. Возможно, так оно и есть. Но последние четырнадцать лет своей жизни, то есть с 21 года, я провел в лагерях. Сначала меня таскали из одного концлагеря в другой. Потом, после освобождения, я жил в лагере для displaced persons. Когда я наконец выбрался в Израиль, меня посадили в британский лагерь для интернированных. Через год я поступил на службу в израильскую армию. Да, это было хорошо. Я воевал в Негеве и в Галилейских горах. В 1951 году я снял солдатскую форму и попытался стать тем, кем я всегда хотел быть, – нормальным человеком. Но мне было уже тридцать три. Учиться – поздно, уходить на покой – рано. Я нашел работу, но не нашел удовлетворения. Я получил собственную комнату, но чувствовал себя в ней одиноким».[78]

Только в казарме и в лагере Фёренвальд Йоссель чувствовал себя относительно комфортно. Ему посчастливилось выжить в концентрационных лагерях, но они сформировали его психику. Он сам называл свою жизнь лагерной карьерой, которая сделала его непригодным для жизни на свободе и в конце концов привела в Фёренвальд, где он жил как объект, управляемый чужой административной волей.

Hardcore-DPs – так назывались на военно-административном жаргоне перемещенные лица, не желавшие возвращаться на прежнее место жительства, – 150 тысяч человек, которые, несмотря на многочисленные программы репатриации, в 1950 году все еще продолжали жить в лагерях. Следует отметить, что c евреями-DP все было гораздо проще: большинство евреев хотели как можно скорее покинуть Германию. В силу своей ярко выраженной культурной идентичности, надежд на светлое будущее в Израиле и деятельной поддержки еврейских общин во всем мире они чаще всего делали все возможное, чтобы уехать самостоятельно.

Особенно упорно противились возвращению на родину поляки. Бóльшую часть польских DP репатриировали до конца 1946 года; оставшиеся 300 тысяч человек решительно отказывались покидать лагеря. Главная причина заключалась в страхе перед социалистическим режимом; ходили слухи, что их могут депортировать в Советский Союз. Польское правительство засылало в лагеря вербовщиков из числа уже возвратившихся в Польшу, которым надлежало рассказами о счастливой жизни на родине пробудить в своих соотечественниках патриотические чувства. Вспомогательные организации ЮНРРА обещали в течение двух месяцев финансировать продовольственное обеспечение тех, кто вернется в Польшу. Лагеря пестрели транспарантами и плакатами, призывавшими возвращаться домой. Каждые проводы уезжающих превращали в праздник с музыкой, флагами и речами.[79]

Однако никакая агитация и никакое давление не помогали. Остались самые «несгибаемые», которые упрямо цеплялись за свою лагерную жизнь – кто из страха перед коммунизмом, кто от неспособности стряхнуть с себя летаргический сон, побороть апатию. Это было следствием тактики, первоначально выбранной британцами и американцами, которые стремились отгородить DP от немцев и уберечь их от расизма во время конфликтов с местным населением по поводу жилья, работы и продуктов питания. Эта «охранная благотворительность» за последующие годы превратилась в изоляцию и принудительную опеку; лагерь стал для своих обитателей искусственной родиной, которую они отказывались покидать добровольно.[80]

У многих русских военнопленных и угнанных на работу в Германию были веские причины опасаться возвращения на родину. Советские власти огульно подозревали их в сотрудничестве с немцами. Военнопленных обвиняли в трусости и дезертирстве. Соответствующим было и отношение к ним: их жестко допрашивали, отправляли в штрафные лагеря. Правда, среди русских и в самом деле было немало перебежчиков, воевавших на стороне немцев; были казачьи полки и армия Власова, которая с 1944 года частично формировалась из числа русских военнопленных. Но это не оправдывало огульных обвинений в адрес миллионов русских DP.

В принятом на Ялтинской конференции соглашении западные союзники СССР обязались выдать всех без исключения русских военнопленных и угнанных на работу в Германию, а к тем, кто откажется возвращаться, применить силу. Поскольку Советский Союз заплатил за победу миллионами жизней своих граждан – на одного погибшего солдата союзников приходилось по 16–20 красноармейцев, – логика этого требования была вполне понятна: русские хотели вернуть на родину каждого из восьми миллионов своих DP. Однако многие из них так ожесточенно сопротивлялись отправке на родину, что британским или американским солдатам приходилось загонять их в вагоны дубинками и прикладами. Иногда они отказывались выполнять этот приказ.