- Вот, видишь?.. С головой у него не в порядке, но, по крайней мере, руки помнят все, что нужно, - сказал он товарищу.
Проглотив пару ложек супа, узник ощутил смутное недовольство.
- Соль, - произнес он вслух. – Мне нужна соль.
Стоявшие рядом мужчины уставились на него во все глаза.
- У меня ее нет, мессер, - помедлив, сказал тот, который подал ему ложку. – Принесу в следующий раз.
«Сейчас, - чуть было не сказал он собеседнику. – Сделай это прямо сейчас!».
Но недовольство, побудившее его заговорить, угасло так же быстро, как и появилось. Он вздохнул и вернулся к еде.
Сколько он себя помнил, его жизнь делилась на две части. Первая была очень спокойной и размеренной и проходила в этой комнате. Вторая, протекавшая в подвале, среди пляшущих теней и отблесков горящих факелов, была тревожной, неприятной и мучительной. В те дни, когда его водили вниз, он всегда чувствовал себя встревоженным, несчастным и разбитым – то есть еще более разбитым, чем обычно. Если бы ему позволили, он предпочел бы всегда оставаться в этой комнате. По крайней мере, здесь его не заставляли лежать на холодном и не мучили дурацкими вопросами.
Сегодня тот старик, который всегда поджидал его внизу, превзошел самого себя. Узник уже привык, что этот худощавый, темноглазый человек все время спрашивает об одном и том же, и стал ждать их новой встречи с некоторым нетерпением, решив, что в этот раз он, наконец, сумеет ему угодить.
Снова увидев старика, он даже улыбнулся, предвкушая, как сумеет удивить своего собеседника. И на какую-то секунду ему даже показалось, что на этот раз все будет хорошо – во всяком случае, его улыбка старика как будто обнадежила.
- Здравствуйте, монсеньор, - сказал мужчина почти ласково. – Как самочувствие? Вспомнили что-то новое?..
- Я помню все, что нужно, - успокоил его узник. И, набрав в грудь воздуха, скороговоркой начал. – Мое имя – Крикс дан-Энрикс, я племянник императора…
- И как зовут вашего дядю?.. – перебил старик.
Узник растерянно сморгнул, с укором посмотрев на собеседника. Этого вопроса он раньше не слышал. Поняв, что он не знает, что ответить, тот разочарованно вздохнул.
При виде огорчения, написанного на лице у старика, его растерянность и замешательство сменились раздражением. Узник сердито сдвинул брови. Это было нечестно. Почему бы старику хотя бы раз не похвалить его за то, что он знает ответы на его вопросы, вместо того, чтобы пытаться его подловить, придумывая что-то новое?..
Поймав его сердитый взгляд, старик вздохнул и неожиданно похлопал его по плечу.
- Все будет хорошо. Уверен, что со временем вы вспомните.
Успокоительные интонации седого почему-то рассердили узника еще сильнее.
- Это нечестно, - резко сказал он. – Спросите что-нибудь еще.
Старик скривился, словно у него внезапно заболели зубы.
- Думаю, что это ни к чему, - уклончиво ответил он.
Узник сердито мотнул головой.
- Задайте мне еще какой-нибудь вопрос!
- Как пожелаете, - сдался старик. – Какой сегодня день?
- Пятнадцатое марта, - радостно ответил он, испытав чувство облегчения из-за того, что старик обошелся без подвохов.
Но собеседник грустно покачал головой.
- Сейчас семнадцатое марта. А пятнадцатое вы назвали потому, что эту дату я назвал вам в прошлый раз.
Даже сейчас, когда он находился в своей камере, воспоминание об этом разговоре приводило его в бешенство. Чего от него хочет этот человек?.. Если он постоянно отвечает невпопад, то почему бы старику просто не прекратить терзать его своими идиотскими вопросами?..
Он проворочался в постели втрое дольше, чем обычно, но в конце концов все же заснул. Обычно он не помнил своих снов, но на сей раз ему приснился шедший под багряным парусом корабль, на носу которого стоял светловолосый человек. Стоявшая с ним рядом девушка негромко напевала какую-то мелодию без слов, причем во сне эта мелодия казалось узнику до странности знакомой.
Он проснулся с ощущением, что вспомнил что-то очень важное. Песня, звучавшая у него в голове, казалась частью более реальной, более значительной, ну, словом,
Узник почувствовал смутное беспокойство. Ему вдруг захотелось встать и куда-то идти… Чувство было непривычным и вдобавок очень глупым, потому что он отлично знал, что идти ему некуда. Если он встанет, то сможет сделать всего несколько шагов от койки до стены. Дальше, за дверью, были еще коридор и лестница, ведущая в подвал. Туда ему идти определенно не хотелось.
Но странное напряжение не проходило.
Сев на койке, он продолжал прислушиваться к обрывкам мелодии, вертевшимся у него в голове. Слова возникли в памяти не сразу, но в конце концов он все же смог припомнить пару строчек из припева, и стал тихо напевать ее себе под нос. Одни слова, как сеть, тянули за собой другие. Следом за припевом ему вспомнился целый куплет, а после этого – еще один.