Волчье время

Вальдер молчал. Когда первое потрясение, вызванное встречей с Олваргом, прошло, он постарался успокоиться. Он задержал дыхание, чтобы заставить сердце биться медленнее и ровнее, и придал лицу непроницаемое выражение, решив сосредоточить все внимание на том, что Олварг будет говорить по существу, а все не относящиеся к делу комментарии и замечания сразу же пропускать мимо ушей. Он еще в детстве понял, что в беседе с Олваргом – тогда еще Интариксом – любое сказанное слово превращается в оружие, которое брат обязательно попробует использовать против него. Интарикс всегда наблюдал за ним, как кошка за мышиной норой, в надежде отыскать какие-нибудь слабости и болевые точки, чтобы сразу же ударить по больному. В конце концов младший принц решил, что в их столкновениях с Интариксом он всякий раз проигрывал не потому, что как-то неправильно реагировал на слова брата, а просто потому, что позволял Интариксу добиться от себя какой-либо реакции.

Тонкие губы Олварга насмешливо скривились.

- Опять этот остекленевший взгляд!.. – заметил он. – В детстве мне иногда казалось, что ты просто слабоумный. А потом я понял, что дело не в этом – просто тебе не хватало храбрости, чтобы признаться себе в том, что ты на самом деле чувствуешь, и ты предпочитал спрятаться в этом притворном безразличии, как виноградная улитка в своей скорлупе. Если бы ты хотя бы один раз разрешил себе быть настоящим... если бы ты начал на меня кричать или попробовал меня ударить – я, наверное, смог бы тебя уважать. Но ты боялся даже на одну минуту стать самим собой. Ты трус, Вальдер! Твоё «достоинство» - это просто красивое название для трусости. Единственная разница между тобой и большинством обычных трусов в том, что ты боишься не меня и не других людей, а самого себя. Боишься, что, если когда-нибудь позволишь себе быть собой, то сразу же окажешься совсем не тем, кем ты привык себя считать.

Вальдер по-прежнему молчал. Олварг пожал плечами, взял бокал, плеснул себе вина и сделал несколько глотков.

- Ладно, хватит воспоминаний; к делу, - сказал он небрежным тоном человека, который и не рассчитывал ни на какой ответ на предыдущую тираду, хотя император готов был побиться об заклад, что его упорное молчание, как и всегда, выводит братца из себя. – Сегодня до заката я буду ждать гонца, который привезёт меч Альдов в подтверждение того, что ты готов открыть ворота города, отречься от престола в мою пользу и присягнуть мне на верность.

Вальдер покачал головой – это был жест скорее удивления, чем отрицания.

- Не может быть, чтобы ты говорил серьезно, - произнес он с недоверием, более оскорбительным, чем явное презрение.

Олварг вскинул бровь.

- А почему бы мне не говорить серьёзно? Хотя да... Ты ведь считаешь, что сражаться до конца – это не дело трезвого расчёта или выбора, а твой священный долг. Сивый уже много лет как мертв, но ты и Крикс – вы оба все еще живете по его указке. Но попробуй для разнообразия подумать не о том, чего от тебя ждал Седой, а о том, что будет лучше для тебя – да и для остальных людей, которых ты спасешь от смерти, если решишь проявить благоразумие. Попробуй на минуту выбросить из головы всю эту чушь об Абсолютном Зле и посмотреть на наш конфликт, как на обычную войну. Когда противник победил – а ты довольно скоро убедишься, что я победил, – умнее сдаться, чем погибнуть самому и погубить своих людей.

- Мне пришлось вести куда меньше войн, чем нашему отцу, но даже мне известно, что переговоры с врагом начинают только в двух случаях: когда противник не уверен в собственной победе – или когда он не хочет лишнего кровопролития, - сказал Вальдер. – И я не думаю, чтобы тобой руководило милосердие.