Волчьи игры

Топая в ногу с Грэйн, шурианка времени не теряла. Чтобы не думать о гудящих ногах и ноющей спине, она сочиняла начало очередной саги «Как Джойана ездила на смотрины». Выходило не слишком складно. И в основном потому, что не получалось подобрать достойной рифмы к слову «сап», а с «и тут с лошаденками сап приключился» сочеталось только глупое «...и сам застрелился». Обидно, правда? Во-первых, ир-Сэйган и не думал стреляться, а в шурианских песнях – всегда одна только чистая правда. А во-вторых, плохая это примета – заранее складывать сагу. Неведомо, чем смотрины закончатся для всех участников. А вдруг девица окажется шпионкой эсмондов? А вдруг...

– Грэйн!

– Джойн, давай потом, а? – отрезала ролфи. – Дойдем до трактира, поедим, согреемся, и тогда споешь мне свою песенку. Хорошо?

Джона фыркнула, но возражать не стала. Ее даже Аластар осаживал за неуемное желание придумать себе всяких ужасов раньше, чем что-то успеет произойти.

И честно дотерпела до рассвета и указательного столба с надписью «Лайз». Так назывался городишко с пристанью для пароходов, если верить карте и скульптуре-клумбе из старых кирпичей, рекламирующей частную компанию – пароходовладельца. Не иначе – попросили печника выложить и лодочку, и трубу. Джона сразу же взбодрилась, словно полведра кадфы выпила залпом.

– Прикажу в «Лалджете» разбить такую же. Только в виде сухопутного парохода. И чтобы из трубы росли петуньи!

Ир-Сэйган нервно хихикнул.

* * *

Грэйн повела носом. Речная сырость, тина, рыба, мокрое дерево ящиков, лодок и причалов, гниющие листья... о, вот и еще запахи, а затем – и звуки...

– Войной пахнет, – изрекла ролфийка и удовлетворенно кивнула собственному замечанию. – Взгляните-ка, вербовщики. Сэйган, смотри, не попадись им.

– Да уж постараюсь, ваша посвященная милость, – искренне заверил ее денщик, с опаской покосившись сперва на эрну Кэдвен, а потом на пеструю процессию на ближней улочке. Впереди – сержант в шляпе, празднично украшенной совиными перьями и лентами, алыми и белыми. Шпага сержанта с наколотой на нее лепешкой возвышалась, будто знамя, музыканты – барабанщик и флейтист – исполняли веселый марш, нестройная колонна мужчин в разномастной одежде угрюмо топала следом. Все как на Ролэнси, да не совсем. И Грэйн, и, тем паче, Сэйган сразу подметили различия. Не бежали следом за новобранцами ребятишки обоих полов, среди горожан, провожающих взглядами процессию, не раздавалось криков и возгласов, ни приветственных, ни ругательных. Никаких. Вербовочную команду окружало всеобщее молчание. Безмолвствовали даже женщины, хотя никто и никогда не смел оспаривать их святое право хорошенько обругать вербовщика, забирающего мужчин из семьи. Да на том же Конрэнте сейчас бы такой лай стоял, что у всех в округе уши бы поотсыхали! Кому и поносить вояк, как не матерям и женам? Опять же, честь честью, а ритуал соблюсти надо. Известно же – чем громче ругается мать вслед уходящему сыну, тем милостивей к нему Локка и Морайг.

– Эй, клыкастый! – сержант-вербовщик, конечно, сразу заприметил высокого статного Сэйгана, оценил профессионально наметанным глазом разворот плеч и ширину груди потенциального рекрута и, поравнявшись с путешественниками, не преминул окликнуть парня: – Ты с виду вроде крепкий! Не желаешь послужить Файристу? Два оули сразу и по лейду в день на всю кампанию, обмундирование и жратва – бесплатно!

– Этот человек уже присягнул, – миролюбиво ответила вместо денщика Грэйн. – Священному Князю и Ролэнси. Ступай себе мимо, сержант.

– И не кисло тебе ходить под началом у юбки, парень? – заржал тот, демонстративно не обращая внимания на женщин. – Говорят, волчихи только одну команду исполняют как надо – лежать!

– Гы-ы! – поддержал сержанта его помощник. Но остальные как молчали угрюмо, так и продолжали молчать. Разделить веселье вербовщиков рекруты не спешили.

– Локка – тоже женщина! – оскорбился Сэйган и просительно заглянул в лицо эрне Кэдвен, разве что хвостом не завилял умильно: – Ваша посвященная милость, позвольте, я...

Хитрюга решил умаслить госпожу офицершу по-крупному. Вообще-то, к Грэйн, состоявшей в чине капитана, обращаться полагалось «ваше благородие», однако уста капрала Сэйгана запечатывало извечное мужское, не чуждое даже ролфи, а посему исторгнуть классическое «вашбродь» в отношении «юбки», будь она хоть трижды капитаном, бедняга не мог.

– Отставить, капрал! – скомандовала Грэйн, но от ухмылки не удержалась: – Пушистики есть пушистики, откуда им знать, кто мил богиням? А моя посвященная милость полагает, что она тебя мало вздула, льстивый бездельник. Потому живенько найди нам с Ее Священной Особой тихое местечко – и чтоб кадфу и булочки там подавали горячими и свежими! – а сам отправляйся в пароходную контору и договорись насчет мест на судне. И побыстрей. Иначе моя милость станет совсем немилостивой.