– О! Джойн! Смотри-ка... – Ролфийка раскурила трубку и теперь, удобно устроившись на подоконнике (с видом на сирень), запыхтела, словно «Слава Глэйсэйта» при выходе из базы. – Рамман – выгодная партия, знаешь ли. Он же не только твой сын, но и сын... – тут на глаза Грэйн попалась молча подпиравшая дверь дочка полковника Нера, и ролфийка одернула сама себя, дабы... не разглашать! – то есть, я хотела сказать – брат. Брат Идгарда, а Идгард – наследник Эска. Это первое. Второе! – Капитанша торжественно воздела руку с трубкой к потолку. – Ты – не просто мать его, ты еще и Священная Княгиня... ну, почти. Очень выгодная партия, да. И политически тоже.
Почти-Священной-Княгине оставалось лишь снисходительно улыбаться:
– Я бы сказала, что Рамман
Грэйн горделиво выпятила губу, выдвинула челюсть и присыпала душевную рану сестрицы крупной солью:
– А вот
– А-с-шш! – оскалилась Джона. – Как мило, что ты, моя милая и дальновидная Грэйн, подсказала мне такой простой и доступный способ узнать кое-что о невесте сына. Это так по-дружески с твоей стороны, дорогая.
– Ты чего это? – непонимающе моргнула эрна и с хмельной настойчивостью изложила квинтэссенцию ролфийской воспитательной теории: – Кобельков надо держать на сворке, а то наплодят щенков непонятно какой породы, а уж сучек-то и вовсе... – Приобщив таким образом шуриа к народной мудрости, Грэйн вопросила: – И я не поняла – ты приехала на свадьбу, так? И где твой сын и невеста? Чего он ее прячет?
– Я приехала на смотрины, дорогая моя. Рамман – взрослый мужчина и может жениться без материнского согласия, но раз он позвал меня, значит, у него тоже есть сомнения. На мой взгляд, он даже слишком рассудительный и бдительный. По уши влюбленный мужчина так бы себя не повел.
– И где? – ролфийка сделала нетерпеливый жест. – Где невеста?
На это княгиня Шантийская только руками развела:
– Они еще не прибыли из Янамари.
– Пешком идут? – ядовито предположила Грэйн.
– Не терзай меня! Я и так вся уже извелась. А вдруг она мне не понравится?
Заслышав этот глас материнского разума, эрна Кэдвен жестом премудрого оракула подняла руку и заявила:
– О! Надо выпить... А вдруг это вообще заговор? Интере-есно...
– О нет! Пусть это будет не заговор! – воскликнула Джона. Ее врожденная любовь к интригам и заговорам заканчивалась ровно на том месте, где начинались материнские чувства. Упаси Великие Духи, чтобы кто-то задумал воспользоваться Рамманом и его положением! У женщины аж во рту пересохло. – Да! Надо выпить! Яфа! Принеси нам еще эля!
Девушка так тщательно изображала из себя предмет мебели без языка и ушей, что Джоне стало ее жалко. Еще парочку страш-ш-шных государственных секретов – и бедная барышня сама зашьет себе рот суровой ниткой, чтобы не проболтаться. Диллайнская сдержанность от полковника Нера отчаянно сражалась сию секунду с шурианской открытостью госпожи Эндриты, и отсветы этой битвы отражались на пунцовых щеках Яфы. Самое время ей пойти проветриться.
– И мяса! – добавила Грэйн. – И Сэйгана позови, пусть он нам... споет... чего-нибудь душевное-е...
В том настроении, в каковом пребывала сейчас эрна Кэдвен, без хорошей ролфийской песни никак нельзя обойтись! К примеру, «Мой дом на вересковой пустоши» или «Косы моей милой» – очень бы подошли. Интересно, сможет ли капрал достать волынку? Ну, или флейту хотя бы...
– А он поет лучше тебя или хуже? – не без содрогания в голосе полюбопытствовала Джона.
– Ну, мы же еще не слышали! Вот и узнаем! – с пугающим энтузиазмом отозвалась Грэйн и провыла первые такты мелодии «Прощайте вы, скалы Глэйсэйта...».
– Ладно! – обреченно молвила шуриа, точно зная, что ни один ролфи не откажется спеть в ночи. – Пес с ним. Пусть поет.
В конце концов, за двадцать лет можно привыкнуть даже к ролфийским мелодиям и голосам.
То ли это невообразимое шурианское великодушие, то ли тот факт, что его угостили элем, произвели на ир-Сэйгана прямо-таки волшебное воздействие. Потому что утром сползшая с кровати за глоточком воды Джойана с изумлением наблюдала в окно, как ир-Сэйган крадется на цыпочках по внутреннему двору и с самым ответственным видом уносит прочь лопату, столь опрометчиво позабытую дамами под кустом сирени.