Волчьи стрелы. Часть первая

Шумя браслетами, ведунья учтиво указала на накрытый стол, уютно притаившийся в полумраке у стены. Княжич тут же уловил приятный медово-пряный аромат горячего напитка, перебивавший даже резкие запахи квашенной капусты, солений и висевших повсюду сушеных трав.

– Не князь я еще, а только княжич, – резко сказал Яромир, наконец немного придя в себя. Мокрый соболий воротник его теплого кожуха ощетинился меховыми иглами, и на волчью шкуру на полу с него упорно капала талая вода.

– Не пировать я сюда пришел, Далемира, – тихо продолжил он, тщательно стараясь скрывать эмоции. – Может, ты не знаешь, что горе у меня и у всей моей семьи случилось? Что сестра моя и отец недавно перед Господом предстали?

– Да, конечно, слыхала. Я хоть и в лесу, но не в тридевятом царстве живу, и ко мне люди добрые заходят, весточки приносят. Соболезную тебе, Яромир, от всей души! Говорят, ежели не батюшка твой – давно бы вместо княжества здесь был кархарнский улус, а нас бы всех вырезали или в рабство продали. Да будет им доволен ваш Бог… И сестрой твоей милой – о красоте ее бояны песни поют.

– Ваш Бог? – визгливо переспросил княжич. – Ваш бог? Он не наш и не ваш! Он един, и это мы все – его! Все мы под его милостью ходим, все мы Отцу и Сыну и Святому духу молимся за спасение душ наших. А вот ты свою гнилую душонку уже не спасешь! Но сперва ты передо мной ответишь за свои злодейства. Я не дам тебе больше никого погубить, проклятая ведьма!

Он метнулся к ведунье и грубо схватил ее за руку. Со звоном вытащив из ножен кинжал, княжич приставил его прямо к горлу Далемиры. Наклонившись вперед, Яромир заглянул в ее большие васильковые глаза и остолбенел: в них не было и намека на страх. Казалось, его действия не только не напугали, но даже не удивили девицу – разве что немного позабавили. Пот стекал ручейками из-под мехового околыша его круглой шапки; рука, в которой был кинжал, дрожала, но вторая сжимала предплечье ведуньи твердо, словно стальные оковы.

– Ты – князь, – сказала она тихо и спокойно. – Твой долг – судить и карать преступников. Ежели я в чем повинна, накажи меня! Но сперва скажи, каков грех на мне? Чем приступила закон, кого обидела? Ведь без приговора это не правосудие получается, а произвол, душегубство. Да и кому, как не тебе, знать, что нет в Сеяже смертной кары – лишь уплата виры⁶⁵.

– И ты еще смеешь спрашивать? Кто бы говорил о душегубстве? Твое гнусное колдовство погубило мою сестру! А из-за этого и батюшка умер – не снес горя! Ты не кого-нибудь убила, сатанинское отродье, а великого князя и княжну сеяжскую! Смерть – вот мой тебе приговор! Довольна теперь моим правосудием? Да только вот правосудие – не для таких, как ты. У тебя даже могилы не будет, твой труп сожрут собаки!

В ответ она широко и загадочно улыбнулась, обескуражив Яромира настолько, что он сам не заметил, как освободил ее предплечье и опустил кинжал. Однако Далемира даже не подумала отпрянуть, напротив – прижалась вплотную к разгоряченному княжичу. Точно опий, цветочный аромат ее волос снова затуманил ему рассудок. Блики пламени задорно искрились на сочных губах Далемиры, слегка приоткрытых, будто в ожидании поцелуя.

– Ты гневаешься на меня, княжич, клеймишь меня ведьмой, – начала она полушепотом. – Винишь в смерти своих сородичей. Но разве же я всему виной? Разве же я твоих близких погубила? Я ровно что ты просил, то и наколдовала. Вспомни свои слова: «чтобы век ему счастья не видать, чтобы не встретить ему супруги и потомства не иметь!». Как ты хотел, так я и сделала. Ну а батюшке да сестрице твоей я зла не желала и худого им не делала. Соболезную тебе всей душой.

Но, княжич, что в ваших писаниях святых сказано: не возжелай того, не возжелай сего! А как молва народная гласит? Бойся желаний своих, ибо они сбываются! Воистину. Благо для одних – горе для других. То, что ты хотел, сбылось, но Боги все одно – свое возьмут! Цена уплачена. А может, и еще не до конца уплачена. То лишь время покажет.

Рука Яромира разжалась, и кинжал глухо шлепнулся на мягкий соломенный пол. Вмиг позабыв обо всем, княжич с силой схватил ведунью за бедра и припал к ее губам, как отравленный к противоядию.

Тяжелый кожух рухнул с его плеч на пол, а шапка слетела с головы, и он ощутил такую легкость, будто за спиной выросли крылья. Он нещадно дернул за ее поневу – кусок шерстяной ткани крякнул и соскользнул вниз. Тогда она сама подобрала вверх подол своей рубахи, обнажив округлые бедра, на которых рдели следы его недавнего жаркого прикосновения. Сжав руку Яромира, девица приложила ее прямо к тому самому запретному месту. У юнца перехватило дыхание, а сердце сделало в груди какой-то странный рывок.

– Не робей, сокол! – прошептала она. – Ты более не мальчишка, ты князь, и никто не стоит над тобой. Возьми то, что ты так желаешь. Я твоя!

– Неверович! – раздался из-за двери взволнованный голос Богдана. – Все с тобой в порядке? Уж больно долго ты не выходишь. Не взыщи, но я волнуюсь за тебя! Да и я тут задрыг вконец.