Волчьи стрелы. Часть первая

– Ну вот, опять за свое! Костями он ляжет. Сказал же, не повторяй моих ошибок! О себе тоже помни, себя тоже любить надобно. Иначе никому ты уже добра не сотворишь, как я. Ну, разве что червей накормишь – ежели подумать, они ведь тоже твари божьи. Но умоляю, иди выспись. Ну все, увы, друг, пора мне. Молись за мою грешную душу!

Дмитрий ринулся, было, к Неверу, чтобы обнять друга на прощание, но вдруг все горница затряслась и заходила ходуном, предметы начали падать со стола и лавок. Массивный разложенный аналой с грохотом рухнул на дубовый пол, словно срубленное дерево. Воевода с трудом удержал равновесие, остановившись посреди комнаты.

– Не бойся, Дмитрий, это за мной, – с улыбкой сказал Невер. – Прощай! А Бог даст – еще свидимся, лет так через сто.

– Да что же это с ним? Никак не очнется! Видать, худо ему? – выпалил дружинник, устав тормошить воеводу, который развалился в резном кресле и почти не подавал признаков жизни.

– Раз худо, лекаря надо искать, – ответил другой ратник.

Наконец Дмитрий резко открыл глаза и с хрипом глотнул воздух, точно его только что спасли от утопления и откачали.

– Слава Господу! Мы уж подумали грешным делом, что худо тебе, хотели лекаря звать. Уж прости, что приказа ослушались и зашли, но больно долго не выходил ты. Решили проведать, а ты тут без чувств…

– Ну уж нет, ребятушки, не дождетесь! Все со мной в порядке. Только притомился, не спал две ночи. Вот и задремал. Пойду я, пожалуй, домой. А завтра снова в бой.

***

На утро весь княжий двор заполонил народ. Прямо у нижнего рундука крыльца сколотили дощатый помост, на котором терпеливо дожидалась своего часа неприметная дубовая плаха. Вдоль стены палаты, слегка подрумяненной скупым зимним солнцем, выстроились дружинники, указывая в небо наконечниками своих красных копий и верхушками шлемов. Городские старейшины и бóльшие бояре, все в роскошных шубах и шапках с собольей оторочкой, толпились около помоста небольшими группами и о чем-то беседовали друг с другом. Но больше всего на дворе было простых зевак.

Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Дмитрий, а вслед за ним – два бравых отрока, отборных, совсем как богатырские скакуны. Воевода прибыл во дворец еще затемно и все это время о чем-то размышлял, затворившись в княжеских покоях.

– От имени великого князя, Яромира Неверовича, и властью, данной мне народом сеяжским, я, воевода дворский и регент княжества, Дмитрий, сын Василия, зачинаю суд. Приведите обвиняемого!

Сквозь тесную толпу с большим трудом протиснулись трое: два ратника вели под руки Вышату. На «душегуба» нельзя было взглянуть без жалости. Ужасные синяки на его лице пошли желто-сизыми разводами, а правый глаз прорезался узкой кроваво-красной чертой сквозь немного спавший отек. Проведя обвиняемого в центр помоста, воины расположились по краям.

– Итак, Вышата, сын Никиты, коль обвинителей нет, и сам ты сознался, рассказывай о своем злодействе честнóму народу, – продекламировал Дмитрий с высокого крыльца, опираясь на красные деревянные перила, под которыми тянулась цепь резных сказочных существ.

Полной грудью вдохнув морозный воздух, Вышата в очередной раз отчебучил свою версию событий так четко и монотонно, словно это был отчет какого-нибудь дьячка.

– Душегуб проклятый! – крикнул кто-то из толпы.

– Тот, кто боевого товарища и командира убил, и отца с материю не пожалеет! – подхватил второй.

– Башку с плеч, и на копье насадить!

– Воевода, ты уряд наш знаешь. Что Правда Сеяжская говорит об убийстве однополчанина? А уж старшего – тем паче. Голову отсечь или утопить! Тут и думать нечего, – с плотоядной радостью вымолвил один из больших бояр, оскалив свои острые хищные зубы.

Его роскошная лиловая шуба с тучным отложным воротником и жемчужными застежками лоснилась на утреннем солнце, как и сытая боярская физиономия.

– Да, правду говоришь! Казнить его надобно, и дело с концом!

Воевода нахмурился и пожевал губами.

– Спорить не буду, преступление гридня велико, – наконец заключил Дмитрий и поднял вверх руку, требуя тишины. – Да только сам он с повинной пришел, на суд себя отдал. Да и оборонялся он…

– А это еще бабка надвое сказала, что оборонялся! – перебил воеводу все тот же неистовый боярин. – История-то мутная какая-то получается, белыми нитками все это шито! Видать, Драгомир его за что-то отделал, а гридин злобу затаил, решил отомстить, да и напал на него украдкой. Неужто бы он в открытом бою с Драгомиром совладал? Всем известно, как тот силен в бою был. А этот хоть и здоровая детина, но мальчишка еще, куда ему?

– Да, да, брешет, собака, как пить дать, брешет!

– Хватит лясы точить, палачу его отдать, и пес с ним!

Воевода снова поднял руку, и ненадолго на двор опустилось подобие тишины.

– Вот только свидетелей нет. Ни доказать, ни опровергнуть слова Вышаты мы не можем. А коль человек сам покаялся, в убийстве признался, даже если и скрыл что – всяко не совсем пропащая душа. Да и Правда говорит, что по соглашению с сородичами убиенного казнь может быть заменена вирой⁶⁴. А ежели платить нечем, так в холопы или закупы можно пойти к сородичам.