Волчьи стрелы. Часть первая

Гридин в ответ лишь шмыгнул своим многострадальным носом, который, распухнув на половину лица, еще больше стал похож на белый гриб. Правый глаз молодца потонул в огромной фиолетовой бляхе, вздувшейся от побоев. Бровь его была рассечена до кости, а присохшие ошметки грязи и крови покрывали все лицо – вернее то, что от него осталось.

– Кто же это тебя отделал так? Много их было? Ты вроде богатырь не промах, – продолжил Дмитрий уже с сочувствием в голосе.

Вышата медленно зашел, снял свой засаленный колпак и поклонился.

– Это неважно, воевода, что со мной. Чай, не девица красная, до свадьбы заживет. Хотя, не бывать мне в мужьях уже, ведь я закон преступил и должен быть казнен. Каюсь, воевода, я – душегуб и лиходей. На мне кровь не кого-нибудь – самого гридничего старшего, Драгомира. Суди меня, как честь и закон сеяжский того требуют.

– Так, так, так! О как! Драгомира, говоришь, убил? Сам убил, или помогал кто?

– Сам, воевода. Один лишь повинен.

– Смотри-ка! А ты силен… Это он, знать, тебя так отделать успел?

– Ну а кто же? Конечно, он.

– А тело-то где? – спросил Дмитрий с какой-то странной насмешкой, будто не верил гридню.

– У Струпного вала, в канаве валяется. Пойдем – покажу! – ответил Вышата.

– Покажешь, покажешь, не волнуйся! Но сперва тебе умыться надобно, да подорожник сушеный к брови приложить. Степан! – воевода громко окликнул ключника, который, казалось, задремал прямо стоя. Старик вздрогнул и уставился на Дмитрия.

– Отведи Вышату в людскую, дай ему умыться. Помоги ему раны промыть, да какого-нибудь отвара дай от боли, и подорожник к ранам приложи.

– Ну что, боец-удалец? – воевода снова переключился на гридня. – Приводи себя в порядок, и пойдем на результат твоего подвига ратного смотреть. Драгомира в одиночку убить – это тебе не хухры-мухры! Правда, лучше бы ты, дурень, кархарна так бил, а не старшего своего товарища! Ну да ладно, об этом потом потолкуем.

***

Когда они добрались до «места преступления», повсюду уже горланили петухи, но тьма еще даже не думала отступать. Невысокий земляной вал тянулся темно-синей лентой, прикрывая Струпный конец – самый бедный и лихой из всех десяти.

Приличный люд обходил это место за версту, ведь если тебе здесь всего лишь пересчитают ребра и оберут до нитки – еще легко отделался. Дружинники, и те старались появляться тут только по крайней необходимости и ни в кроем случае не в одиночку.

В грязной вонючей канаве, вторящей изгибам вала, чуть ли не каждую седьмицу находили очередного покойника. Кто допился до беспамятства и околел, а кого забили в пьяном угаре в одном из питейных домов или прирезали где-нибудь в закоулке, обчистили и уложили «отдыхать».

– Вон он, воевода, внизу, – сказал Вышата, указывая пальцем на дно рва, где действительно лежало что-то похожее на тело.

– Ну что же, пойдем вниз, глянем. А вы здесь постойте, братцы! – скомандовал воевода трем бравым ратникам. Сунуться в эту часть города без охраны не рискнул бы даже Дмитрий.

– Эх, Драгомир, Драгомир! Отвоевался, дружище, – вздохнул воевода и перекрестился.

Покойный лежал на спине. Лицо его застыло в жуткой гримасе, подобной драконьим мордам на кохунских лаках: мутные глаза навыкате, открытый рот и высунутый язык. Рыжая борода и тулуп убитого были обильно перепачканы кровью.

Наклонившись над трупом, Дмитрий взглянул на него пристально и недоверчиво. Затем взялся за длинную густую бороду Драгомира и слегка ее приподнял. Между подбородком и кадыком зияла ужасающая рана.

Дмитрий внимательно обшарил глазами каждую пядь земли вокруг убитого, обернулся и взглянул на склон рва, по которому они с Вышатой только что спустились.

– А меч Драгомиров где? – вдруг спросил он. – Поди, себе забрал? Клинок у него что надо был, добрый. Не пропадать же добру!

– Да как-то не до того мне было, – смущенно ответил Вышата. – Я ведь не хотел убивать, защищался. А когда понял, что убил, все как в тумане.

Дмитрий встал и, поправив ворот своей бобровой шубы, подошел к гридню. По выражению блеклого лица воеводы было видно, как много вопросов повисло у него в голове.

– Ну ка еще раз расскажи мне: как так вышло, что вы здесь очутились, почему поцапались? – строго спросил он.

– Да говорю же, были в дозоре вдвоем, в Струпном конце. Обошли пару улиц, зашли в корчму. Там выпили браги. Драгомир лишку принял и озверел. Уж и не помню, что его взбесило. Но всем известно: он, когда во хмелю, дикого вепря страшнее…

– Ясно, ясно, и дальше все по порядку, – усмехнулся Дмитрий. – Ну да ладно. Где дрались-то? Место покажи мне.

– Да я точно и не упомнил. Говорю же, после того, как… Словом, струхнул я порядком, не знал, что делать. Как будто не я был, а кто-то меня направлял.