Волчьи стрелы. Часть первая

– Что? Тебя каким ветром занесло, молокосос? Аааа, понятно все! Сам на чужую жену позарился, проходу ей не даешь, – Драгомир сипло усмехнулся, и его рыжая борода затряслась. – И что же ты мне сделаешь, малец? Неужто убьешь меня? Не смеши, иди отсюда, пока цел! А узнаю, что ты опять здесь ошивался – пеняй на себя!

– Да я тебя! – воскликнул Вышата и ринулся на Драгомира.

Лебедь с трудом успела отскочить назад. Кое-как она добежала до крыльца: ее туго повязанная на бедрах шерстяная понёва⁶¹ порядком сковывала движения. Резко схватив за руку окаменевшую от страха Варю, она буквально забросила дочь в открытую избу, точно выстрелила из пращи, забежала сама и затворила дверь на засов.

Тем временем, увернувшись от атаки Вышаты, Драгомир вытащил из ножен свой меч.

– Ну держись, мальчишка! Твои кости будут грызть собаки! – взревел он.

Сталь взвизгнула от ударов. Вышата яростно теснил противника, пытаясь найти брешь в его обороне, но тот с легкостью парировал все выпады клинком и пятился назад. Наконец Драгомир уперся спиной в частокол – отступать дальше было некуда. Не растерявшись, он отпрыгнул в сторону, и Вышата с гулким шлепком вонзил свой топор в смолистое бревно по самое топорище. Гридин попытался высвободить оружие, но тут же получил сильнейший удар ногой по ребрам, отлетел на несколько аршин и распластался на заснеженной земле. Корчась и задыхаясь от боли, он схватился обеими руками за бок.

– Неужто ты, собачий сын, молокосос, и впрямь думал меня одолеть? Ну все, молись, гнида, конец твой настал!

Драгомир навис над поверженным Вышатой, наступил ему на горло и зверски ухмыльнулся, решая, куда же нанести смертельный удар: в глаз или сердце. А можно и вовсе распороть парню живот, чтобы тот умирал долго и в страшных муках. Выбрав последний вариант расправы, он наклонился над гриднем и для верности огрел его по лицу рукоятью меча. Кровь брызнула из рассеченной брови, захлестнув все лицо Вышаты.

Старший дружинник уже занес клинок над бедным молодцем, чтобы выпотрошить его, как свинью. Но громкий топот и писклявый детский крик приостановили зверство.

– Нет, не убивай! Грех, грех это, оставь его! – истерично завопила Варвара, которой удалось проскочить мимо матушки и вырваться на крыльцо. Следом за ней из избы тут же выскочила Лебедь, опять схватила дочку и затолкала внутрь, не то ругаясь, не то молясь. Дверь снова захлопнулась.

Драгомир застыл, уставившись в сторону избы. В голове его словно что-то щелкнуло, а рука, в которой был меч, вмиг обмякла. Только что гнев и жажда крови пылали в нем, будто костер на капище Перуна, алчущего человеческой жертвы. Но тонкий мышиный голосок Варвары в одно мгновенье потушил это страшное пламя, и опытный ратник замешкался, как зеленый отрок.

– Получай, собака! – простонал Вышата.

Улучив момент, гридин выхватил из ножен на своем поясе кинжал и наугад, поскольку кровь застелила его глаза липкой пеленой, ткнул им вверх. К своему удивлению Вышата ощутил, как острозаточенное лезвие погрузилось в человеческую плоть, точно в масло. Ярость овладела молодцем, и он надавил еще сильнее на обмотанную пенькой рукоять; раздался хруст костей и сдавленный хрип. Теплые вязкие капли упали на лицо гридню, смешавшись с его собственной кровью. Затем он услышал, как Драгомир рухнул рядом с ним на землю, и звякнула сталь его кольчуги, спрятанной под бараньим тулупом. Набрав в руку горстку рассыпчатого снега, Вышата протер им свои глаза. Драгомир неподвижно лежал лицом вниз; кровь на снегу вокруг его головы походила на густое клюквенное варенье.

– Да что же это такое, Господь Всемогущий, за что? Неужто вам, изуверам, места другого нет, окромя моего жилища, где друг друга на куски порубать? Боже, да за что вы на мою голову свалились? Господи, да этот мертв! – кричала Лебедь, выбежав на двор. Слезы катились из ее глаз, а губы дрожали. В отчаянье она упала на колени и перекрестилась.

– Что же мне делать теперь? Ведь из-за вас, окаянных, нам житья не дадут, заклюют, – продолжала она, рыдая. – Мало того, что без мужа, так еще и вы, сыроядцы. И так уже на меня косятся, шепчутся соседи, что дружинные ко мне повадились. А тут еще и смертоубийство на моем дворе! Да нас камнями забьют. Скажут: ведьма, волшбитка, приворожила ратных и стравила меж собою!

– Прости, Лебедь! Не желал я дурного никому, а тебе и подавно, – сказал Вышата, с трудом поднявшись и кряхтя. – Не хотел я убивать никого, но тут уж либо ты, либо тебя … Понимаешь, знаю я его хорошо. Он хоть и дружиный, а человек худой, злобный. Всем ведомо, как он в походах на пугандов не хуже степняков зверства чинил: девиц молодых бесчестил, а потом груди им отсекал да горло резал. Да и приговаривал: «им можно, а нам нет?». Коли на тебя он глаз свой поганый положил, не дал бы он тебе более прохода. Не лаской, так силою бы заполучил!