Волчьи стрелы. Часть первая

«Поделом тебе! Это Божья кара за Аленушку нашу. Ты ведь, ты отправил ее на смерть, как агнца на заклание!». «Господь Вседержитель, да что это я? Грех, грех, нельзя и думать такого! Прости, прости, ради Христа! Откуда же знать тебе было? Но почто, почто меня на послушал? Почто, как вол, упрям? Знаю, добра ты всем желал. А сам и кровинушку нашу, и себя сгубил. Как же мне без вас теперь?».

Неожиданно глаза князя широко распахнулись и прояснились, жизнь напоследок сверкнула в них богатырским клинком. Из последних сил приподняв голову, Невер вцепился в рукав сына, стоявшего у ложа.

– Достоин будь земли Сеяжской и мать береги! – прохрипел он, словно пытаясь заглянуть сыну прямо в душу. – Аленушка, тату идет к тебе, доченька!

Рука Невера резко разжалась, отпустила рукав Яромира и упала плашмя на перину. Совьи брови князя грозно сдвинулись, но тут же отскочили друг от друга, застыв в умиротворении. Глаза его померкли и закатились.

– Господь всемогущий, прими душу раба твоего! – проговорил сквозь шелковую седую бороду митрополит, осеняя почившего крестным знамением.

Яромир остолбенел. Его мысли витали в какой-то сказочной были. Невнятными, едва слышными отголосками донеслись до него стенания матери. Все же потеряв самообладание, она припала щекой к неподвижной груди мужа и чуть не сбила со своей головы бархатный высокий кокошник с жемчужными ряснами⁶⁰. Дружинники тоже будто басили где-то вдалеке. Оханье мамки, тревожное стрекотание сенных боярынь. Княжич словно очутился посреди заговоренного леса, где каждый куст твердил что-то на своем диковинном языке.

«Это все ты, проклятая ведьма, чертова волшбитка! Вот как наколдовала!» – вдруг прогремело у него в голове. Лютая ненависть к еще недавно вожделенной Далемире накатила так, что даже зазвенело в ушах и на виске забила жилка. «Убью, ей богу, убью суку! Сам, своими руками зарежу, как свинью!».

Глава 10. Поединок

Тот, кто впервые приближался к Ладнорскому торжищу, мог подумать, что в городе восстал мятежный люд и началось самоуправство. Тысячи орущих голосов наслаивались друг на друга многоязычным пирогом, гулко отлетали от рубленых лавок и далеко раскатывались по могучей реке. Звенел металл, шелестели ткани и меха, бухали о землю и бревенчатые мостовые мешки, тюки и связки всевозможного добра.

Но сейчас даже здесь все было относительно тихо и спокойно. Конечно, торговцы по обыкновению горланили в своих лавках – на сеяжском, иррозейском, вирейском, праденском и, Бог знает, каких еще языках, зазывая покупателей и воспевая товар. Как всегда, скрежетали тележные колеса, и цокали по гладко стесанным сосновым плахам копыта тягловых лошадок. Но все это совершалось вполсилы. Точно огромное торжище, как вдоволь нарезвившееся дитя, притомилось и стало клониться ко сну. Никаких кулачных боев, скоморохов, музыкантов и танцующих у шеста медведей. Расталкивая толпу, княжьи гридни с хмурыми физиономиями рыскали здесь и там, поблескивая кольчужными рукавами и подолами, что выглядывали из-под их грубых меховых тулупов.

Совсем недавно в Святой Варваре отслужили панихиду по великому князю Неверу. Весть о его скоропостижной кончине мгновенно замутила столицу и все княжество, будто брошенный в воду булыжник. Долгое время колокола надрывались буквально повсюду; их тревожный звон проникал в каждый дом и уголок, и даже в погребе от него было не укрыться.

А потом город затаился, скорбя и одновременно ожидая другую, на этот раз радостную церемонию – вокняжение Яромира Неверовича. Вот уже несколько дней княжич находился в родовой вотчине Куницын Бор неподалеку от города. Оттуда ему вскоре предстояло отправиться вместе со своей охранной дружиной обратно в столицу, чтобы торжественно занять престол. До того самого момента вся власть находилась в руках княгини-регента Белославы. Но, вне себя от горя, она потеряла всяческий интерес к мирской жизни. Ушлый городской люд сразу заподозрил что-то неладное. Сплетни и домыслы рождались быстрее, чем множились во время мора крысы.

– Да нет уже и княгини в живых, спаси Господь душу ее! Сперва дочь ее, княжну Алену, разбойники умертвили. Потом сам княже великий почил. А теперь и Белослава. Ясно дело, проклятие на них, на всем роде княжьем, проклятье лютое.

– Иди ты! Белены объелся? Побойся Бога, такую ересь про род княжий нести!

– Да говорю тебе, даром что ли уж с седьмицу о Белославе никто ни сном, ни духом? Да как же так, в такую пору она и носа из дворца не кажет? Нету ее уже средь нас. Да и княжича скоро не будет, если уже не сгинул! Проклятье, ясно дело! Мало у них врагов смертных что ли?

– Нет никакого проклятья, – говорили третьи. – Видать, княгинюшка сама и отправила благоверного своего к праотцам! А сама упорхнула к дядюшке. Ведомо, что она императора вирейского племяшка! А Вирея давно над нами длань свою загребущую занесла – только и ждет случая удобного! Скоро под их ярмом ходить будем! Уж и не знаешь, что хуже – эти или кархарны.