Волчьи выродки

В Баку количество заключённых убавилось на треть, и тогда впервые начальник конвоя распорядился провести санитарную обработку вагонов и обеспечить двухразовую – утром и вечером – оправку с выводом их в туалет. Обусловлено это было, конечно же, не состраданием к мучениям тех, кого он сопровождал, а тем, что спецэшелон был полностью погружён на плавучую баржу-паром, где все заключённые были переведены из вагонов поезда в трюм огромного судна. Из Баку они были перевезены через Каспийское море и доставлены в Туркменский Красноводск. Количество интернированных за время переправки опять поубавилось, хотя из-за усилия врачей инфекцию дизентерии удалось приостановить. Умирали в основном те заключённые, возраст которых превысил пенсионный рубеж – у них был ослаблен иммунитет. Их просто выбрасывали за борт в море. Эриха Крамера ждала ещё одна неожиданность: старшего племянника зарезал один из бывших фронтовиков, который получил срок за расстрел мирного населения Дрездена. Это был рослый детина – белорус тридцати лет: всю его семью и близких сожгли в концлагере № 310 под Бобруйском, где проходили практику садизма молодые мальчики из группы «Вервольф югенд» («Молодые волки-оборотни), набранные самим Гитлером для их обучения и дальнейшего проведения карательных операций на всех оккупированных территориях… Жогов не осуждал этого белоруса, понимая, что двигало им. А когда он глянул ему в глаза и увидел, какая ненависть и бесстрашие царят в них, то понял, что он, наверное, и на том свете будет мстить за смерть своих близких. И его догадку подтвердила фраза заключённого, которую он прорычал вслед трупу, выбрасываемому за борт парома.

– … если мне даже отрежут руки, то я их ногами давить буду!.. А если лишат ног, то я их зубами резать начну!.. И так будет до тех пор, пока я буду жив!..

Белоруса по приказу начальника конвоя определили в роту штрафников, которые по прибытии в лагерь по месту назначения должны были пройти трёхмесячную карцерную допру (работа в карцерном режиме с ограниченным питанием через одни сутки), а потом, если кто-то останется живым после такого наказания, будет отправлен на шестнадцатичасовой каторжный труд в штрафном лагпункте общего лагеря…

Эрих Крамер плакал, узнав о постигшей участи его последнего племянника.

– У меня больше никого не осталось, – всхлипывая, причитал он. – Как всё-таки исковеркала наши судьбы эта проклятая война!.. Разве, когда они родились и малышами учились ползать, ходить и говорить первые слова… разве кто-то из нас мог предположить, что всех нас постигнет такая участь?!

– Перестаньте, – отреагировал холодной интонацией на его причитания Жогов. – У этого белоруса такие молодчики, как ваш племянник, сожгли в концлагере всех родственников!.. И не скажи я, что вы антифашист, вас ждала бы та же участь, и никто из бывших моих соотечественников-фронтовиков не стал бы разбираться, по каким причинам вы встали по разные стороны баррикад. Раз ваши племянники из «гитлерюгенда», то, значит, по их соображениям, и вы – фашист! – жёстко заключил он.

– У вас нет сердца, – всхлипнул старик.

– Зато у вас его много, – съязвил полковник, но тут же попросил Анастасию Ильиничну не переводить эту фразу. – Скажите лучше ему, что я предупреждал его о том, что его ждёт и с чем ему придётся здесь столкнуться, – попросил он секретаря. – Так что все претензии пусть он обращает в свой адрес… и к тому, кто развязал вражду между народами, – добавил он после короткой заминки.

Эти слова повлияли на немца, и слёзы перестали катиться из его глаз, но до полного успокоения ему ещё было далеко.

– Вот и всё, – с горечью вздохнул он. – Не смог я помочь своим племянникам, и всё кончилось, даже не начавшись… А я так мечтал, что после исправительных работ, как это называется у вас, они поймут свою ошибку и вернутся домой честными и порядочными людьми. Ведь я именно по этой причине поехал сюда сопровождать их, чтобы, находясь рядом с ними, объяснить суть их заблуждений и открыть им глаза на то, что Гитлер был врагом не только для евреев или славян, но и для немецкой нации тоже… А теперь всё для меня потеряло смысл, – сделал он судорожный выдох. – Вы, Иван Николаевич, помогите мне вернуться домой, в Германию, а то мне без вас… без вашей помощи, боюсь, не под силу будет выбраться отсюда…

– Хорошо. Как только мы прибудем на место назначения, я оформлю вам выездные документы на обратную дорогу, – пообещал ему Жогов.

Однако исполнить своего обещания он сразу не смог, и помешала этому его собственная расписка, выданная начальнику конвоя, когда он потребовал выпустить Эриха Крамера из-под стражи.