— Капитан, освободите прицел, — Ганс за спиной уже не кричал — орал в голос. Яков остался стоять. На его глазах фигура их светлости подошла к замершему статуей зверю. Протянула руку. Тонкую, высохшую — веточкой на фоне дуба. Коснулась шерсти, погладила. Потрепала за ухом. Яков сморгнул — на миг показалось, что графиня собирается поцеловать зверя в нос. Нет, не показалось. Действительно поцеловала. И, под ее рукой поплыли, смялись на глазах контуры зверя. Яков на миг зажмурил глаза — не годится человеку видеть такое чудо.
— Как же так… как же так, — прошептал под ухом Рейнеке-юнкер. Парень смотрел на все это замерев и глаза у него были — ошалевшие даже больше капитанских.
— Как же...
— Не знаю, — прошептал ему Яков. Тряхнул головой, разгоняя из глаз муть и ошеломление. «Тяжелый сегодня день», — угрюмо подумал он. В оцепеневшей голове мысли ползли медленно. Устало, как пехота в снегу. Тяжелом и мокром в предчувствии лета.
— Не знаю. Жизнь длинная, парень, увидишь и не такие чудеса, — проговорил он еще раз, глядя на то, как Анна, жена Рейнеке протягивает свернутый плащ лежащему в снегу человеку. Вольфхарду, барону фон Ринген.
Постоял, посмотрел. Пожал плечами. Легонько толкнул парня в спину — иди, мол, туда. Разбирайся. Твоя семья, твое, теперь, дело. Семейное. С хвостом. А сам свистнул — легонько. Сержант подошел — сразу, будто команды ждал. Пара слов — и у решетки на всякий случай встал караул. Как бы случайно — с дымящимися фитилями и шпагами наголо.
А Яков с сержантом развернулись и пошли прочь — дела не ждали. Уже не семейные а их, роты, дела.
— Слушай, жалование найдем — что делать будешь? — спросил Яков, дергая за ручку тяжелую дверь внутренних покоев.
— Сапоги куплю. — Пробурчал сержант в бороду. Примерился, покачал головой, ударил с маха. Дверь дернулась и распахнулась. Сержант выругался, подогнул ногу и посмотрел на сапог. Так и есть, каблука больше нету,
— Сколько можно — трем королям служу и все в одних и тех же.**
Яков присвистнул, услышав эти слова:
— Да ладно, ты же не такой старый.
— Я — не старый. Это короли нынче дохлые.
(** Надеюсь Аарон Томас, моряк с HMS "Всплеск" не обидится на меня за покраденную из его мемуаров фразу.)
Эпилог 1 - Расстановка
Крепость засыпала. Медленно, натужно, под звон стали, стук сапог и протяжные крики караульных. Черные пушки, башни и серые камни бастионов смотрели на людей свысока — бегают, суетятся. И пусть, лишь бы посты занимали вовремя, согласно приказу. И в кабинете коменданта, подмигивая, горел огонек — олицетворением порядка. Служба идет. То, что за отсутствием генерала фон Рингена и майора Холле, посаженных под арест, кабинет занял капитан Яков Лесли — камням плевать. Солдатам, в общем, тоже. Власть есть, жалование выдано, или будет выдано вскорости — значит, служба идёт своим чередом. Будто сегодняшний безумный день всем приснился.
А в кабинете — полированный стол, тяжёлый подсвечник. Витой, игривый. Отлитая в меди виноградная гроздь. Чернильница рядом — тоже литая, массивная, тонкой работы. Строгие грани, четкие линии. Вензель мастера на боку. Господин барон, бывший комендант явно не любил себя ограничивать. Ну и бог с ним, придется этому великолепию ещё поработать. Яков вытянулся в кресле, протер слезящиеся глаза. Прокрутил ещё раз в голове сегодняшний день и все непростые разговоры. И улыбнулся — широко, во весь рот. Да, если бы мастера сержанта роты Пауля Мюллера не существовало — его стоило бы выдумать. Совершенная, в своём роде наглость — вежливо спросить их светлость, в каком направлении им с капитаном лучше бежать. С деньгами, разумеется.
— Что посоветуете, ваша милость? Куда честным воякам при добыче податься? До Турции аль до Московита? — вот так прямо и спросил, завалившись без стука к их светлости. В лоб. И лопату, ненароком прихваченную, в угол прислонил. Совершенно случайно. Свою роль намека железяка сыграла вполне. Графиня улыбнулась, будто ей рассказали анекдот и выложила на стол свои аргументы. Против железных — бумажные, хрустящие на сгибах, с печатями и закорючками вензелей. Сургуч печатей — багровым и алым. Приказы по армии. Бумаги ехали в сумке их светлости, очевидно в роли пряника для одного слишком умного капитана. "Интересно, что там ехало в качестве кнута?" — Яков потер затылок и решил, что лучше об этом не думать. Вместо этого достал бумаги, разложил и пробежал глазами ещё раз. Да, все правильно.
Первый лист. Приказ по армии. Подпись фельдмаршала Пикколомини, печать, дата.
Рота распускалась. С выплатой жалования, без претензий и на все четыре стороны.
Его, капитан Лесли пехотная рота.
Завитушка в конце — маршал благодарил капитана и его людей. Лично. Как будто было за что.