Волчья дорога (СИ)

— Капитан, поспите. Ночь на дворе, — оборвал его женский голос. От двери. Яков сморгнул раз, другой. Огонек свечи в глазах дрожал и двоился. В глазах — полосы света, фигура у двери — темная, почти черная, лишь полосы света — короной вокруг головы. Яков сморгнул раз, потом другой. Глаза привыкли, Яков узнал фигуру. Выдохнул — легко, убрал руку с ножа на поясе. Всего лишь Элиза, безумная с опаленными волосами. Как пристала к роте в Мюльберге, так никуда и не ушла. Бог его знает, где спала, что ела — но не уходила, упорно. Люди постепенно привыкли к ней, перестали замечать ее холодную, вечно закутанную в плащ безмолвную фигуру. Яков понял, что удивился не сколько ей, а сколько тому что она заговорила вдруг. А потом тому, что веки стали тяжелыми. Яков выронил перо и заснул. Прямо в кресле. Снились лето, зеленые горы, звенящие ручьи. Старый замок, развалины, какая-то бледная клыкастая морда. Если бы не сон — можно было бы испугаться. Но там, во сне Яков лишь улыбнулся и спросил сержанта: "Не знает ли он, почем сейчас такие клыки?".

Но это во сне, а в реальности он просто повернулся, вытянув уставшие за день ноги. И, не открывая глаз, чихнул — промерз за день. Чужая рука потянулась, осторожно прикрыла его одеялом.

Эпилог 2 - Интрига

Коридоры внутри тихи и и пустынны. Внутренний замок, господское крыло, беленые стены, сводчатые потолки, по углам — протеки воды тонкими грязными струйками. Чёрное на белом.

— Довел крепость господин тесть. Генерал, а в доме крыша, что решето, — ворчала себе Анна. Под нос, вполголоса, чтобы юнкер не услышал. Сердито огляделась вокруг. Коридоры пусты. Те самые коридоры господского крыла, по которым они с Рейнеке в ту ночь уносили ноги. Справа — распахнутая дверь, на полу вещи в беспорядке, опрокинутый — крышкой на пол — комод, желтыми блестками — осколки зеркала. Фрау Холле бежала. В последний миг, говорят — посты видели белый хвост в снегу на поле.

— Ну, пусть побегает, — сказала Анна и обернулась. Рейнеке рядом, сосредоточенный, хмурый. Да уж. Вымотались все, а парень особенно. До сих пор не может отойти. Анна едва вытащила его в эту вылазку — осмотреть заброшенное по милости бывшего коменданта крыло. Может чего ценное попадется Анне под руку, точнее в сумку на плече. Да и комнату надо заранее забить, пока остальные не прочухались. Так они и шли по опустевшим коридорам. Она и Рейнеке. Парень смотрел больше под ноги, кривил губы, что — то шептал иногда. Анна прислушалась — ругательства. Грубые, солдатские ругательства, странные для его уст. Поворот. Неподвижная фигура в тенях впереди. Рейнеке не обернулся. Анна вздрогнула, схватила его за руку. Потом выдохнула — тень впереди не человек, лишь пустые доспехи. Тот самый рыцарь с мечом. То есть уже без меча — вырванный из железных рук клинок сиротливо валялся на полу. Царапины на полу — длинные борозды в камне. Свежие. Анна невольно поежилась.

— Тише, это всего лишь статуя, — шепнул ей Рейнеке. Осторожно, боясь спугнуть тишину.

Анна кивнула. Схватила юнкера за руку. И вздрогнула опять. Рука под ладонью — камень и лед, будто вымороженная зимой перчатка.

— Что с тобой? — спросила она. Осторожно. Парень сам не свой с утра. Рейнеке дернул лицом. Собрал морщины на лице в мраморную холодную маску. То есть попытался. Анна даже испугалась на миг — того, что у него получится. Не получилось, прорвало — бессильными, злыми словами:

— Ничего. Поздравляю, милая. Достался тебе сукин сын, юнкер, без жалования, папа — изменник и так далее. Из роты переводят — как пса нашкодившего, за шкирку. Даже не сказали — куда. Не сочли нужным. Зато, уверен, шпионов их светлости там будет больше, чем людей. И сегодняшняя сцена вдобавок. Ты видела достаточно, понимаешь, что значило это все?

Анна выдохнула: "Так вот он о чем. Эх, серый, серый..."

— Что у меня неожиданно образовалась куча родственников. Титулованных, знатных, со скверным характером и — судя по утреннему представлению — кровных. Но если ты стесняешся меня в таком обществе...

Рейнеке дернулся. Будто она ударила его. Замотал головой:

— Я — тебя? Нет... — прошептал он тихо, одними губами, — нет...

— Тогда не дури... — она улыбнулась. Хотела добавить ласковое, — все остальное можно пережить". Не добавила. Не успела.

В уши скользнули шаги. И сухой, отрывистый лязг. Железо о сталь. Так возводятся курки рейтарского, длинного пистолета.

— Добрый вечер, мадмуазель.

Анна обернулась. Медленно, как во сне. Черное дуло пистолета — прямо в лицо. На рукояти — рука в тонкой перчатке. Маленькая фигура, лицо скрыто в тенях. Но голос она узнала. Месье ДЭрбле, хитрый аббат, старший из французов.

"Откуда он здесь? Солдаты же обыскали. Все.." — забилась мысль в голове, выброшенной на песок рыбкой. Истово, разбрасывая золотые блестки чешуи. Поздно и глупо да ужаса.