Волчья дорога (СИ)

— Свадьбу будем играть. По Магдебургски. Как десять лет назад… — чётко ответил Яков, а про себя прошептал: — Богомерзость...

— Это как?

— Не знаю. Меня в Магдебурге при осаде не было. А ты был, старина. И при штурме и после штурма, когда маршал Тилли приказал переженить своих солдат на пленницах.

— Ты, кэп, все-таки не маршал.

— Так у меня и не армия, а рота. Для лапши на штабные уши сойдёт. Вспомни, лучше, как это было организовано?

Сержант сдвинул шляпу, почесал затылок. Потом покачал головой:

— Не помню я. Мы тогда подвал с вином нашли, засели, пока все не выпили — не вылезли. Так что не видел. Ганса лучше спроси. Они с Магдой как раз там и познакомились.

Яков перевёл глаза на стрелка, но тот пожал плечами и отрицательно качнул головой.

— Не могу знать. Лежал без сознания. Очнулся женатым.

— А я тем более, — выставила Магда, — некогда было, парень чуть богу душу не отдал. Откачала, отошла передохнуть — говорят, поздравляю девка, ты замужем...

— И как же вы живёте? — Выдохнул со своего места Рейнеке. Глаза круглые... да уж. Капитан обалдел примерно также, когда услышал эту историю в первый раз.

— Да десять лет уже, — вздохнула Магда, прижимаясь к мужниному плечу.

— Привыкли, — добавил стрелок. Его рука скользнула по светлым волосам жены, погладила голову — бережно.

Капитан отвёл глаза. Какие только шутки над людьми не шутит небо.

— Я вас понял, господа. Ладно, будем импровизировать, — чётко сказал он, вставая из-за стола. Дела не ждали.

3-11

фигура умолчания

За день Анна совсем забегалась. Почти сразу за юнкером к ней в комнату ворвалась вернувшаяся с рынка Магда, бесцеремонно оторвала девушку от дурных и скачущих от надежды к панике мыслей и погнала на двор, помогать. И завертелись дела каруселью. Принять у Лоренцо очередную партию беглянок, отвести, разместить, успокоить. А легко ли успокаивать бьющегося в истерике человека если и саму от страха колотит? Но у Анны получилось. Вначале один раз, потом другой, а потом она и со счета сбилась. Видимо, дурные мысли просто сбежали из дурной головы. Потом была приёмка припасов, обед. То есть вначале был тычок от Магды в плечо, и добродушная команда: распорядись там насчёт жратвы, мне некогда. Анна долго искала в галдящем каменном четырёхугольнике кухню, потом гадала, как подступиться к громадным холодным печам и как можно — теоретически — сготовить на сто пятьдесят, или уже на триста ртов двумя руками. Тут пришла Магда, посмеялась и показала, как:

— Очень просто. Вначале берём добровольца.

— Откуда?

— Не откуда, а за что... За шкирку, конечно.

Добровольцем оказался первый же не успевший спрятаться рядовой. Дальше — проще, с помощью десятка штрафников и отловленных за шкирку добровольцев. И галдящей орды приставленных к делу беженок, ибо нечего девкам без дела сидеть да беды ждать на одно место. Дело сдвинулось, и Магда, удовлетворенно вытерев лоб, оглядела поднятую суету, махнула на прощание рукой и ушла. Оставив Анну на кухне за старшую. Анна было впала в панику опять, но тут в углу подрались две из новоприбывших, третья уронила на ногу котёл, штрафные попытались смыться. Анне стало снова не до мыслей, обед рота получила и даже вовремя. И он был съедобный, даже вполне, хотя могло бы быть и получше. Но взмокла Анна — хоть выжимай, хоть и сама у плиты не стояла.

Только закончили — ворвалась Магда и приказала сидеть потише. В казармы вернулся капитан. Анна попыталась испугаться опять, и, опять, оказалось некогда. Остальные испугались куда больше неё. Пришлось успокаивать, рассказывая всем, что капитан хороший, справедливый, разберётся обязательно и вообще — армия в обиду не даст. Если бы она ещё в это верила... Но, как ни странно, все, что она несла, оказалось правдой. Во всяком случае, команды "гнать всех, в шею, немедленно" не последовало. Потом была ещё порция беготни по коридорам, команд и склок — они с Магдой раскидывали беженок по комнатам, параллельно пытаясь подсчитать. Цифры сошлись только с третьего раза, Магда ушла докладывать капитану, а Анна — отлавливать вояк постарше да поспокойней, уговаривать посторожить от беды. В итоге, когда она вышла, наконец, передохнуть и остудить идущую кругом голову, уже стояла ночь. Непроглядная зимняя ночь под трепещущим, жёлтым светом факелов и белым — луны. В казармах никто не спал, со всех углов раздавался гам, лязг, гул голосов, иногда — крики. Каменный мешок казарм гудел, будто в него забрались осы. Город темнел вдали чернильной, каменной грудой с россыпью огоньков в вышине. Анна прошла пару шагов, не зная куда, наугад, просто остыть на ветру и привести в порядок скачущие мысли. Мысли приходить в порядок решительно отказывались, ветер трепал юбку и волосы, ноги, скользя по мокрым камням, несли её, слабо подчиняясь голове. Она и не заметила, как вышла под арку, в поле. Неразборчивый глухой крик пролетел от города — стража вдали перекликалась «слушай». Вторя им, ухнула сова в вышине. Анна, вздрогнув, застыла.