Волчья ягода

Вороний крик возвестил, что они пришли к той сосне. Зацепившись когтями за остатки плоти, злая птица клевала, отрывала куски жадно, не обращая внимания на людей, и Илюха ощутил, что морковный пирог вспучился в утробе, подступил к самому горлу. Он наклонился, пошарил в травяных зарослях, отыскал старую сосновую шишку и запустил в наглого ворона.

– Держи, дьявол.

Черная птица гаркнула недовольно и перелетела на другую ветку, не желая прощаться с добычей. Сородичи поддержали его и подняли гвалт, высказывая людскому племени недовольство.

– Да, Илюха, недобрая находка. Беги в деревню да зови парней: снять надобно, – Аксинья разглядывала неведомый плод, выросший на сосне, спокойно, точно не было в нем противоестественности и вырос он сам собой, по воле Божьей.

* * *

Тошка снял находку с ветки, долго разглядывал, не брезговал ее держать в руках: голова чисто, с мастерством отделена была от тела, обмотана пеньковой веревкой и прикручена к ветви так плотно, что парню пришлось перерезать ножом обмотку.

– Язви его за голову, – ругался Тошка, не задумываясь о том, что его угрозы уже были исполнены неведомым злодеем.

Вороны потрудились, выклевали глаза и щеки, но и теперь можно было разглядеть острые черты Никаши Федотова. Аксинья медленно шла по лесу вслед за взбудораженными парнями и думала, не принесет ли беду голова незадачливого мужика, что болталась на ветке сосны недалеко от ее избы. Бренные останки Никона Молодцова уложены были в корзину и доставлены в Еловую. Возле дома старосты Якова Петуха к полудню столпилась вся деревня. Детишки норовили заглянуть в корзину, бабы отгоняли малолетних любопыток, мужики чесали бороды в вящем недоумении. Подобное зверство сейчас, во дни порядка и покоя, казалось пугающим.

– Илюха, стащи корзину. Поглядеть на покойника хочу, – шептал младший брат Ванька, за что получил привычный подзатыльник.

– Не больно ты смел был, когда мы Кузьку нашли! В деревню убежал, – вмешалась Нютка Ветер, и никто ей возражать не спешил.

– Тогда я мелкий еще был. Что попусту вспоминать?

– А сейчас храбрец выискался, – хмыкнул Илюша. Младшего брата, слабака, он никогда не жалел.

– Там дядька мой, мамочка… боюсь я, – ревел Павка, и пухлощекая Зойка гладила его по растрепанной голове.

– Рассказывай, кто дядьку твоего разделал? – спрашивал Илюха, а Павка всхлипывал еще громче.

– Не знаю-у-у.

– Илюха, не страшно тебе было? Одному под сосной стоять да на пакость эту глядеть? – спрашивала Нютка, и в глазах ее горели звезды восторга.

– Так чего тут бояться-то? Где страх, там и стыд, – отвечал он и чувствовал, что нашел бы еще с десяток голов да не заробел. Сам снял, отряхнул да в деревню принес под испуганные вопли баб и девок.

Катерина не слышала хвастливых его слов, издали жалостливо глядела на Илью, словно часть мучений Никашки перешла и на ее старшего сына. Семен на сход не пришел – отправился в дальние угодья проверять борти, и она сетовала про себя, почему на долю ее старшенького всегда выпадают напрасные испытания.

Бабы сгрудились возле старостиного забора, самые хлипкие – Таисия да Прасковья – привалились к осиновым столбам, чтобы земля из-под ног не ушла. Прасковья, красная, изрыдавшаяся до икоты, опиралась на плечо Таськи и глядела на корзину со страшной находкой. «Господи, спаси брата моего», – повторяла она бесконечно, хотя всякому было ясно, что просьбу ее выполнить невозможно. Чудеса воскрешения и второй жизни усопших обитали в иных землях, далеких от российской правды.

Нюрка Федотова и Аксинья стояли чуть в сторонке от прочих баб, не говорили о произошедшем ни слова, но переглядывались со смыслом. Аксинья напоминала девке: руку на пузе не держи, про тяжесть свою раньше времени не говори. А Рыжая Нюрка глядела на корзину с головой, будто таился там кто-то близкий и родной ей, а не пакостный Никашка. Лицо ее с бледной, покрытой веснушками кожей казалось бледнее обычного.

– Тетка Аксинья, мне здесь быть ни к чему. Худо мне что-то. – Нюра пошла домой, и плечи ее сгорбились, словно лежала на них большая тяжесть.

Аксинья оправила душегрею и вздохнула. Из-за жуткой находки вся деревня забросила дела и теряла время среди охов, молитв и пустых разговоров. Страда закончилась, хлеба убрали, репу и редьку выдрали, но в каждом дворе работы еще на два месяца с избытком, а сделать ее надобно до Покрова.

– Аксинья, ты Никашку-то прошлой ночью не видела? – Яков Петух подошел к сгрудившимся бабам, ястребиный взгляд его направлен был на знахарку.

– Не видала я его давно, даже и не упомнить когда… С чего ему в гости ко мне ходить?

– Так недалече от твоей избы нашли голову-то.

Взгляды еловчан обратились к знахарке, и Аксинья ощутила, как по спине поползла холодная змея страха. Знала, предчувствовала, что так и будет. От ведьмы до убийцы путь близкий, ровный да миру угодный.

– Яков, ты погодь вопросы задавать, – Георгий Заяц вывернулся откуда-то из толпы.

– Как не задавать-то? Мне перед целовальником ответ держать, а не вам. Кто убийство учинил? Откуда злодей выискался?