Волчья мельница

— Это уж слишком! — заявила она. — Я не могу поговорить с кузиной без вашего присмотра! У Бертий, какой бы красавицей она ни была, душа гадюки, а сердца нет вообще! Она обошлась со мной очень дурно, за что и получила пощечину. Мы почти квиты… Если бы вы задержались в магазине, мы с ней еще немного поговорили бы. Но теперь я ухожу! И не бойтесь, больше я вас не побеспокою!

Не глядя на кузину, Клер взяла письмо Базиля и вышла из залитой солнцем комнаты.

Город понемногу оживал. Коммерсанты открывали свои магазины, выставляли на тротуары деревянные прямоугольные прилавки с самыми привлекательными товарами. На проезжей части стало больше фиакров, нарастал привычный городской шум, состоявший из скрипа обитых железом колес и постукивания копыт рысящих лошадей. Элегантные горожанки прогуливались под зонтиками, оберегая молочную белизну кожи. Мимо проехал в облаке дыма автомобиль с громко хлопающим мотором. Пассажиры, гордые столь современным транспортным средством, все были в картузах и специальных очках.

Клер рассеянно скользнула взглядом по машине. В иных обстоятельствах она проявила бы большее любопытство. Но сейчас ее ничто не интересовало, мир был словно в сером тумане. Что ей за дело до прогресса, до фортепианной мелодии, доносящейся из ближайшего окна? Перед магазином игрушек юная продавщица раскладывала на стеллаже деревянные кораблики с корпусом, выкрашенным желтой и синей краской, а еще — с маленькой мачтой и белым парусом. Клер купила два: один для Матье, второй для Николя. С покупкой в руке она направилась в квартал Бюссат. Мысли ее неторопливо и неумолимо крутились вокруг одного имени — Жан.

«Если бы он не был женат, я бы поехала к нему поездом, завтра же! Какое бы это было счастье

— его увидеть!» — думала она.

Несбыточная мечта или все еще возможно? Сесть на поезд, как все те пассажиры, которых она видела на страницах красочных журналов, и поехать в Нормандию! Базиль встретит ее в Кане, отвезет к Жану. И можно будет к нему прикоснуться — пусть лишь кончиками пальцев! — услышать любимый голос. При воспоминании о синих глазах Жана, обрамленных черными ресницами, Клер вынуждена была остановиться — так дрожали колени. Пожилой господин в полосатом костюме спросил у нее:

— Мадемуазель, вам нехорошо?

Клер помотала головой и пошла дальше. Был и новый повод для огорчений: у Жана есть супруга, Жермен, и годовалая дочка Фостин. И чтобы она родилась, он спал с этой женщиной. Ласкал ее, был с ней нежен — был таким, каким его знала Клер. Целовал ее в губы и груди… Молодую женщину охватила ревность.

«Он не мог! Нет, нет и нет!»

Конюшня папаши Шаррюо, по совместительству шорника, находилась на другом конце площади. Дальше — мукомольный заводик, а уже за ним простирались песчаные сельские равнины, поросшие самшитом и можжевельником и перемежающиеся с дубовыми рощами.

Маленький охотничий павильон с конусообразной шиферной крышей возвышался на пересечении трех больших дорог.

У Клер закружилась голова, и она присела на каменную тумбу у стены жилого дома.

«У Жана теперь есть дочка, которую он, конечно, любит, — сказала она себе. — Я не смогла бы подарить ему это счастье. Я не способна быть матерью. Но он жив! Вот что самое важное!»

Что ж, придется еще раз подчиниться жестокой судьбе… Бертий стала орудием в ее руках, но, увы, не единственным. Клер вспомнила, как стояла на опушке леса, недалеко от поместья Понриан. И как Фредерик, не спуская с нее своих кошачьих зеленых глаз, обещал пощадить ее пса Соважона при условии, что в ближайшее время они поженятся…

«Я спала с ним! — сказала себе молодая женщина. — Я предала Жана! И мне случалось испытывать к мужу нежность и удовольствие в постели. Все это было, и назад дороги нет…»

Внезапно ей до боли захотелось вновь оказаться в родной долине, на мельнице, услышать невинный смех братьев. После мытарств в Понриане к Клер со временем вернулся вкус к простой и спокойной жизни, согретой привязанностью отца и Раймонды. Письмо Базиля стало, что называется, громом среди ясного неба, но она больше не желала замыкаться на тщетных сожалениях.

Последние слезы Клер осушила о белоснежную гриву Сириуса. В обратный путь они отправились шагом, овеваемые приятным летним ветерком. Пушистые облака то и дело закрывали солнце, отбрасывая свои подвижные тени на поля пшеницы со случайной россыпью ярко-красных маков.

Во двор мельницы Клер вошла в четыре пополудни. Приглушенное пение речки и рокот лопастных колес, казалось, нашептывали ей слова надежды. С порога ей помахала улыбающаяся Раймонда.

Из этого дня Клер хотелось сохранить лишь одно воспоминание: Жан живет и здравствует. И она отныне тоже будет жить, наслаждаясь каждой секундой.

* * *

Кан, июль 1901 года

Базиль еще раз перечел длинное письмо от Клер — шесть с лишним страниц, исписанных ее красивым округлым почерком. Он устроился на кровати в гостинице, оставив окно нараспашку: вечерело, но в комнате все равно было очень жарко.