Волчья песнь

— Ты хорошо справляешься, — тихо заметил я. С этой херней. Он был мне как брат или отец. Мы это не обсуждали. В том не было необходимости. Мы оба знали, чем это являлось. Просто казалось легче чувствовать себя неловко из-за этого. Потому что мы мужчины.

Он сощурил глаза.

— Да?

— Да.

— Что с оценками?

— Четверки. Одна тройка.

— История?

— Ага, гребаный Стоунуолл Джексон.

Он долго и громко смеялся. Гордо всегда громко смеялся, хоть и редко.

— Никогда не говори так при маме.

— Ни за что в жизни.

— На полный рабочий день летом?

Я улыбнулся ему. Потому что уже не мог дождаться.

— Да. Конечно, Гордо.

— Тебе придется попотеть, Окс.

Морщины на его лбу разгладились.

— Могу я… могу я хоть заглянуть сюда на следующей неделе? — спросил я. — Я не… я просто… — слова. Слова — мои враги. Как сказать, что здесь я чувствовал себя в безопасности? Здесь я чувствовал себя, как дома. Здесь меня не осуждали. Здесь меня не звали «гребаным дебилом». Я не был пустой тратой времени и пространства. Хотелось сказать так много, слишком много, но я понял, что вообще не могу ничего вымолвить.

Но это был Гордо, поэтому мне и не пришлось ничего говорить. Я видел в его глазах облегчение, хотя для приличия он старался оставаться строгим.

— Никакой работы. Ты приходишь сюда и занимаешься. Не страдай херней. Я серьезно, Окс. Крис или Таннер могут помочь тебе с гребаным Стоунуоллом Джексоном. Они разбираются в этом дерьме лучше, чем я. И не спрашивай у Рико. От него пользы ноль.

У меня словно камень с души упал.

— Спасибо, Гордо.

Он закатил глаза.

— Выметайся отсюда. Ты должен работать.

Я отсалютовал ему, хотя знал, что он это ненавидит. И поскольку я был в хорошем настроении, то притворился, что не услышал, когда он пробормотал:

— Горжусь тобой, малец.

Позже я вспомнил, что забыл рассказать ему о Беннетах.

* * *

Я шел домой. Солнечный свет просачивался сквозь деревья, отбрасывая тень листвы на мою кожу. Интересно, сколько лет этому лесу? Мне он казался древним.

Джо ждал меня на грунтовой дороге, на том же месте, где и вчера. Явно взволнованный, глаза широко распахнуты. Руки спрятаны за спиной.

— Я знал, что это ты! — торжествующе воскликнул он. — У меня уже лучше получается… — он закашлялся. — Ох. Эта. Всякая ерунда. Ну… знаешь… что-то вроде понимания того… что это ты.

— Супер, — сказал я ему. — Совершенствоваться всегда хорошо.

Его улыбка стала ослепительной.

— Я постоянно совершенствуюсь. Однажды я стану лидером.

— Лидером чего?

Его глаза стали еще шире.

— Вот дерьмо.

— Что?

— Уф. Подарки!

Я нахмурился.

— Подарки?

— То есть подарок. Один.

— Кому?

— Тебе? — он искоса посмотрел на меня. — Для тебя… — он густо покраснел. Покрылся пятнами, вплоть до корней волос. И уставился в землю. — На день рождения, — пробормотал он.

Ребята дарили мне подарки. Моя мама. Больше никто этого не делал. Это обычно делали друзья. Или семья.

— О, — сказал я. — Вау.

— Да. Вау.

— Так вот что ты прячешь?

Он залился краской еще сильнее, так и не подняв на меня взгляд. Лишь кивнул.

Я слышал птиц над нами. Они громко и протяжно кричали.

Я дал Джо время, в котором он нуждался. Ему потребовалось совсем немного. Я видел, как в нем крепнет решимость. Расправляет плечи. Уверенно поднимает голову. Помогает сделать шаг вперед. Я не знал, в чем конкретно он однажды станет лидером, но был уверен, что он хорошо справится с этой ролью. Надеюсь, он не забудет о доброте.

Джо протянул руку. На ладони лежала черная коробочка, обмотанная голубой лентой. По какой-то причине я занервничал.

— У меня ничего нет для тебя, — тихо сказал я.

Мальчик пожал плечами.

— День рождения не у меня.

— А когда у тебя?

— В августе. Что ты… боже. Возьми уже коробку!

Я взял. Коробочка оказалась тяжелее, чем я ожидал. Я положил рабочую рубашку на плечо, а Джо встал рядом. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

Развязывая ленту, я вспомнил платье мамы, которое она надевала на пикник летом, когда мне исполнилось девять. По краю подола бантиками были завязаны маленькие ленточки, и она смеясь протягивала мне сэндвич и картофельный салат. После мы лежали на траве, и я показывал на фигуры из облаков, а она сказала:

— Такие дни мои самые любимые.

— И мои, — ответил я.

Мама больше никогда не надевала то платье. Однажды я спросил ее о нем. Она сказала, что оно случайно порвалось.

— Он не хотел, чтобы так вышло, — сказала она. Тогда я почувствовал всеобъемлющую ужасающую ярость, которую не знал, куда девать. Вскоре, все прошло.

И сейчас эта ленточка. Я держал ее в руке. И чувствовал тепло.

— Порой люди грустят, — произнес Джо, прислонившись лбом к моей руке. Из его горла вырвался звук, похожий на стон. — И я не знаю, как это исправить. Хотя именно этого мне всегда и хотелось. Чтобы грусть исчезла.

Я открыл коробочку. В ней лежал аккуратно сложенный черный фетр. Мне показалось, что под ним скрывается великий секрет, и я хотел узнать его больше всего на свете.

Я развернул ткань, под ней оказался каменный волк.