Волчья песнь

— Я знаю, — ответила она. Ее голос звучал напряженно. — Даже если и не до конца понимаю их странного интереса к тебе.

— Это не странно.

— Окс, — сказала она. — Это довольно-таки странно. Они что-то вроде какого-то культа, или что?

— Прекрати, Джесси. Ты не имеешь права так говорить о них. Они ни разу не сказали о тебе слова плохого, поэтому и ты не будешь.

— Кроме Джо, — пробормотала она.

— Что?

Она подняла взгляд, сидя на моей кровати.

— Я сказала: кроме Джо. Ему я не нравлюсь.

— Это неправда, — рассмеялся я.

— Окс. Это так. Почему ты этого не видишь? Почему ты так слеп, когда дело доходит до Джо?

— Не втягивай его в это, — предупредил ее я, повышая голос.

Джесси выглядела расстроенной.

— Я просто хочу быть частью твоей жизни, Окс. Ты отшиваешь меня. Что-то скрываешь от меня. Я чувствую, что-то происходит. Почему ты мне не доверяешь?

— Я доверяю тебе, — возразил я, хотя это походило на ложь.

Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

* * *

После Дня Благодарения мама написала мне, попросив идти сразу после работы домой.

Дом казался другим, когда я вошел. Это ощущение сразило меня словно удар под дых. В нем витал гнев. Присутствовала грусть. Но с облегчением. Таким невероятным облегчением. Должно быть, это было благодаря стае. Я никогда прежде не чувствовал эмоции дома. Я не был волком, но и просто человеком уже не был тоже. Я стал чем-то большим.

Эмоции различались, как цвета.

Гнев был фиолетовым, тяжелым и насыщенным.

Грусть — мерцающим синим. Она вибрировала по краям фиолетового.

Облегчение — зеленым, и я задумался, не его ли испытывала Элизабет в свою зеленую фазу. Облегчение.

Мама сидела за столом. Ее лицо было сухим, вот только глаза сильно покраснели. Она плакала, но уже успела взять себя в руки. И я понял, что со мной явно что-то не так, когда каким-то образом осознал, что мама сейчас скажет, прежде чем она успела открыть рот.

Тем не менее я все равно позволил ей озвучить это.

Я был в долгу перед ней.

— Окс, — начала она, — мне нужно, чтобы ты выслушал меня, ладно?

— Да, конечно, — ответил я, накрыв ее руку своей. Моя ладонь казалась огромной по сравнению с ее, и я любил эту миниатюрную женщину.

— Мы есть друг у друга, — напомнила она.

— Я знаю.

— И мы сильные.

— Да, — улыбнулся я.

— Твой отец умер. Он был пьян. Сел за руль. Врезался в дерево.

— Ясно, — сказал я, хотя в груди защемило.

— Я рядом, — произнесла мама. — Я всегда буду рядом.

Мы оба проигнорировали эту ложь, потому что никто не мог обещать подобного.

— Где? — спросил я.

— В Неваде.

— Не далеко же он ушел.

— Да, — согласилась она. — Похоже, не далеко.

— Ты в порядке? — спросил я. Дотянувшись, провел большим пальцем по ее щеке.

Мама кивнула. Затем пожала плечами. Ее лицо слегка исказилось, и она отвела взгляд.

Я ждал, пока мама сможет продолжить.

— Я любила его, — наконец призналась она. — Долгое время.

— Я тоже.

И все еще продолжал любить. Даже если мама уже разлюбила отца, я до сих пор не смог этого сделать.

— Он был добрым. Пусть и не всегда. Хорошим человеком.

— Да.

— Он любил тебя.

— Да.

— Теперь мы остались только вдвоем.

— Нет, это не так, — возразил я.

Мама снова посмотрела на меня.

— Что ты имеешь в виду? — слеза скатилась по ее щеке.

— Есть кое-кто еще, — произнес я и задрожал.

Она заволновалась.

— Окс, что не так?

— Мы не одиноки. У нас есть Беннеты. Гордо. Они…

— Окс?

Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Я больше не мог позволять ей думать, что мы одиноки. Только не сейчас, когда в этом не было необходимости.

— Я покажу тебе кое-что. Ты должна доверять мне. Я никогда и никому не позволю навредить тебе. Всегда буду тебя защищать. Оберегать.

Теперь мама плакала.

— Окс…

— Ты доверяешь мне? — спросил я.

— Да. Да. Да. Конечно, — тихонько всхлипывая, ответила она.

— Мы никогда и не нуждались в нем. Мы выжили.

— Выжили? Выжили?

Взяв за руку, я подтянул ее к себе. Положил руки на ее плечи. Подвел к двери. На улице было холодно, поэтому я придвинулся ближе. Мне было теплее, чем ей.

— Не бойся, — сказал я. — Ничего не бойся.

Мама посмотрела на меня, в ее глазах отражалось так много вопросов.

Поэтому я глянул в ночное небо, запрокинув голову.

И запел.

У меня получалось не так хорошо, как у волков. И никогда не получится, потому что независимо от того, кем я являлся, это было ближе к человеку, чем к чему-либо другому. Так сказал Томас, когда обучал меня в глубине леса. Но он был сильным, этот вой, даже когда мой голос оборвался. Я вложил в него все, что смог. Фиолетовый гнев. Синюю грусть. Зеленое облегчение, гребаное зеленое облегчение от того, что его не стало, не стало, не стало, и мне больше никогда не придется думать о нем вновь. Больше не будет этих «а что, если». Больше не будет этих «почему». Больше не будет страданий, потому что мы не одиноки. Мой отец сказал, что люди будут дерьмово обращаться со мной, но на хер его. К чертям его. Я так сильно его любил.

Я вложил все в эту песню.

И еще до того, как эхо затихло среди деревьев, из дома в конце переулка донесся ответный вой.

Джо.

Затем другой. Картер.

И Келли. Марк. Элизабет.

Томас был громче всех. Зов Альфы.