Волчья река

– Мы можем поговорить об этом позже, – произносит он, и я понимаю, что ему тоже тяжело. Быть может, тяжелее, чем мне, если это возможно. – Ладно. Как прошло утро?

– Интересно, – отвечаю я, чувствуя невероятное облегчение от того, что мы сменили тему. – Сегодня после обеда я иду побеседовать с Верой Крокетт – вместе с ее адвокатом. У него некоторые сложности с тем, чтобы получить показания, и возможно, мне удастся ее разговорить.

– Ясно. – Похоже, он от этого не в восторге. – Значит, мы уезжаем завтра?

– Да. – Я делаю паузу. – Это нормально?

– Отлично, – отвечает Сэм. Мне почему-то кажется, что он лжет. Или, по крайней мере, подавляет в себе что-то важное. – Ланни будет рада поговорить с тобой. Я сделал всё, что мог, но разбитое сердце…

– Это то, чем должна заниматься мать? – заканчиваю я. – Вероятно.

Я не говорю, что единственным, кто действительно разбил мое сердце, был первый мужчина, которого я, как мне казалось, любила. Ничто больше не сможет сравниться с чудовищным предательством, которое совершил мой бывший муж, и уж точно ничто не причинит мне такой боли.

Хотя думать о том, что Сэм оставит нас, почти так же больно. Как и о том, что он и Миранда Тайдуэлл были… кем бы они ни были друг для друга. Я гадаю, не солгал ли он мне про то, был между ними секс или не был. Сэм не так часто лжет, но делает это на удивление искусно.

К этому моменту мы уже проезжаем «Макдоналдс», где завтракали утром, а потом сворачиваем к мотелю и паркуемся. Большинство других машин, торчавших на стоянке, уже уехали – я предполагаю, что туристы отправились в лес. Или, быть может, это были парочки, снимавшие номер на одну ночь. Двери в наши комнаты закрыты, но я вижу, что занавески в той, где поселились мои дети, слегка подергиваются. Это слегка ослабляет тугой узел у меня в груди. Сейчас мне кажется, что десять минут – это слишком долгое время для того, чтобы оставлять их одних.

У меня такое чувство, будто кругом враги, и я уже не знаю, кто эти враги.

Мы оба заговаривает одновременно:

– Сэм, я не знаю…

– Извини, что я…

Наши фразы буквально сталкиваются в воздухе, и мы оба умолкаем, ожидая, когда другой продолжит. Он молчит, поэтому заговариваю я:

– Я не знаю, хочу ли вообще сейчас думать об отъезде из Стиллхауз-Лейк. Дети – они только-только начали чувствовать себя в безопасности, а теперь… – Голос мой прерывается. Сэм кивает. – Я не говорю, что ты не должен принимать эту работу. Если хочешь, соглашайся. Я не буду тебе препятствовать.

Выхожу из машины прежде, чем он успевает придумать ответ. Я не хочу слышать этот ответ. Направляюсь прямо к двери комнаты Ланни и Коннора и стучу. Не успеваю стукнуть во второй раз, как дверь распахивается и Ланни бросается мне в объятия. Не разрывая этих объятий, я вместе с ней делаю шаг в комнату.

– Я волновалась, – говорит она и всхлипывает. – Тебя не было так долго!

– Со мной все хорошо, – заверяю я ее. Потом слегка отстраняю ее и окидываю внимательным взглядом. Она либо плакала, либо пыталась не заплакать; глаза у нее распухли, да и в целом вид довольно жалкий. Я снова обнимаю ее и глажу по шелковистым разноцветным волосам. – Ты же меня знаешь. Я тебя не брошу, даже если ты этого захочешь. Потому что я самая несносная мать в мире.

Она тихо смеется и крепче прижимается ко мне. Я смотрю на своего сына, который молча следит за нами поверх экрана ноутбука.

– Привет, приятель, – говорю я, – как дела?

– Отлично, – отвечает он. – Это же не я боялся.

– Не будь злюкой, – укоряю я его.

– Да, – говорит Ланни и поворачивает голову в его сторону, все еще прижимаясь ко мне. – Не будь злюкой, болван.

– И ты тоже. – Я слегка шлепаю ее по макушке. – Хватит обзываться.

– Она весь день так, – сообщает Коннор. – Мне все равно.

Но ему далеко не все равно. Они с Ланни были друг для друга всем, пока я торчала в тюрьме, потом под судом. И даже когда вернулась, они все равно остались близки друг другу.

Так и должно быть. Мы были одни против всего мира. Я знаю, что когда-нибудь это закончится… но не сейчас. «Это невыносимо».

– Но вообще этот город действительно странный, мам. Начался он с того, что здесь ловили и убивали медведей, волков и прочих зверей; потом тут основали железную шахту. Но в некоторых историях говорится, что тут жили банды воров, которые когда-то грабили людей и закапывали их в лесу.

– Ясно. – Я сажусь на край его кровати. – Это интересное прошлое. А что насчет более современных событий?

– Пропали три женщины, – говорит сын. Мне нравится, что он так тщательно подбирает слова. Даже в таком возрасте он называет их «женщинами», но не «девицами» и тем более не «бабами». – И еще две, помоложе, которые то ли сбежали, то ли нет. И пропавшие следы аварии! Это круто, мам, посмотри.