Волчья река

Я не отвечаю ей, но про себя думаю, что мы, наверное, сможем заехать еще кое-куда, чтобы кое-что прояснить.

Проблема в том, что, по-моему, никто в этом городе не будет рад ни мне, ни моим вопросам.

* * *

Когда мы выходим из блока с камерами и идем обратно по унылому коридору с кабинетами, детектива Фэйруэзера нигде не видно – как и в вестибюле. Так что, как только мы садимся в машину и включаем кондиционер, чтобы разогнать удушливую жару, я беру свой новый телефон и набираю его номер.

– Фэйруэзер слушает, – отвечает он.

– Проктор, – представляюсь я. – Извините, у меня новый номер. Мне жаль, что некогда было поговорить раньше…

– Это мило с вашей стороны, мэм, но ситуация поменялась. Я получил другое задание.

– Другое задание? – На секунду я впадаю в ступор. – Но… вы только что начали.

– Увы, должен сказать вам, что иногда так случается. Улики накапливаются и говорят сами за себя. У нас нет других подозреваемых, кроме Ви Крокетт. Учитывая это, мой начальник перебросил меня на работу с похищением Элли Уайт, так что через пару часов я покидаю Вулфхантер.

– Но…

– Мисс Проктор, я знаю, что вы в некотором роде восприняли это близко к сердцу. Но ничто в ваших показаниях не дает мне повода считать, будто Ви Крокетт не убивала свою мать. Напротив, эти показания склоняют меня к мысли, что она сделала это.

– Она только что сказала мне, что упала на труп своей матери в темноте, – выпаливаю я. Знаю, что не должна раскрывать эти сведения: это конфиденциальная информация для адвоката. Но инстинктивно знаю, что не хочу, чтобы Фэйруэзер бросал это расследование. Не сейчас. – Это объясняет кровь на ее одежде. А психологическая травма, полученная при этом, – причина того, что она схватила ружье и выстрелила на шум за дверью. Она была в ужасе, детектив.

Несколько секунд он молчит.

– Вы понимаете, что она могла придумать это объяснение тем уликам, которые мы нашли при ней?

– Да. Но когда я говорила с ней по телефону…

– Вы сказали, что тон ее был отстраненным. Как будто ее не волновала смерть матери.

– Да, я так сказала. Но иногда подобная отстраненность бывает побочным эффектом сильного потрясения. Помните случай девочки из Техаса, вся семья которой была убита посторонним, ворвавшимся к ним на ферму? Она просто вышла во двор и стала кормить скотину. Люди по-разному переживают шок. Я считаю, что Вера сделала это, отгородившись от любых эмоций. То, что она при этом, вероятно, была пьяна и на таблетках, кажется отягчающим обстоятельством, но также помогает объяснить ее странную реакцию.

– Может быть, – говорит следователь. – Но вы излагаете теории. А я имею дело с уликами.

Я слегка смещаюсь на сиденье, не осмеливаясь взглянуть на дочь.

– Если я найду улики или свидетельства, вы учтете их?

– Не могу вам ничего обещать. Мне нужно искать пропавшего ребенка. Дело Веры Крокетт, скорее всего, проиграно, и вы это знаете.

– Может быть, – соглашаюсь я. – Но я не из тех, кто сдается.

В голосе его проскальзывает мимолетное веселье.

– Да, я определенно это заметил. Но обещать ничего не могу.

– Вы говорили с кем-нибудь на работе Марлин? – спрашиваю я.

– Марлин работала практически одна: сидела в конторе авторемонтной мастерской, принимала звонки, заполняла бумаги. Там я не узнал ничего. Ее не особо любили в городе, и друзей у нее почти не было.

– Почему?

– Во-первых, поведение ее дочери; но еще задолго до этого, в шестидесятых, ее дед был мошенником, обманувшим многих людей.

– Дед. В шестидесятых.

– Маленький город, – говорит детектив. – Долгая память.

– Полагаю, вас послали заниматься этим делом исключительно потому, что Бюро совершенно не верило в то, что вулфхантерская полиция что-то сделает. Этой девушке по-прежнему нужна ваша помощь.

Когда он наконец отвечает, голос его звучит совершенно невесело:

– Тогда – да поможет ей Бог. И вы. Если хотите мой совет, Гвен, просто оставьте это. Этот город – нехорошее место. И всегда таким был. Мой совет… не оставайтесь здесь. – Он делает паузу. – Я бы не оставался. А у меня есть удостоверение, и за моей спиной – вся сила закона. Этот город прогнил насквозь. Просто уезжайте.

Потом звонок завершается, и я просто сижу и думаю, пока воздух в машине медленно охлаждается. Дочь поворачивается ко мне и спрашивает:

– Он не хочет даже попытаться помочь ей, верно?

– Не знаю, солнышко, – говорю я. – Я действительно не знаю, что у него на уме.

* * *

В четыре часа дня эта часть Вулфхантера довольно уныла. Большинство магазинов – из тех, что еще не разорились, – уже закрыты. На улицах мало людей, почти все они кучкуются возле той столовой, которую мы проезжаем по пути к авторемонтной мастерской, где работала Марлин. Мне не нужно смотреть название, авторемонтная мастерская здесь одна – обветшавшее, довольно большое строение из шлакоблоков. Над закрытыми воротами неровными квадратными буквами намалевано от руки «Авторемонт». В здании несколько окон, но все они закрыты посеревшими жалюзи. Судя по объявлению, торчащему в большом окне по переднему фасаду, здесь все еще действует древняя скидка на замену покрышек.