Волчья река

– Судя по виду, ты не прочь поразвлечься.

Не глядя на узницу, я говорю:

– Заткнись, а то я тебе язык через задницу вытяну.

– Да успокойся ты ради бога, сучка драная, – мрачно отвечает женщина.

Я оглядываюсь на нее. Это белая женщина с непричесанными высветленными волосами, вся какая-то помятая и неухоженная, тощая, как скелет в медицинском кабинете. Не требуется особого воображения, чтобы понять – она тут за наркотики.

– Сядь, – приказываю я ей. Должно быть, арестованная различает нечто в моем голосе или в моем взгляде, потому что сразу поднимает руки и отходит от решетки. Я бывала в тюрьме. Я понимаю, как это работает.

Ворота в конце коридора отворяются. Охранник проводит Ви в тамбур, а нам приходится ждать.

Никто больше не окликает мою дочь.

Пройдя через двойные ворота, мы оказываемся в крыле для допросов, поделенном на маленькие комнаты. Ви находится в первой из них; цепь от ее ножных кандалов пристегнута к кольцу в полу, а цепь от наручников пропущена через толстый металлический крюк на ее стороне стола.

Охранник снова повторяет нам правила – голос у него невыразительный и скучающий, – потом выходит и запирает дверь. С нашей стороны стола стоят три стула. Я занимаю тот, что дальше всех от двери, и усаживаю Ланни посередине. Ви просто смотрит на меня, потом на Ланни; Спаркса она игнорирует, будто его вовсе не существует. Но под этим я вижу намек на некое движение. Может быть, злость. Или надежду. Нечто глубокое и инстинктивное.

– Мисс Крокетт, я Гектор Спаркс, мы уже встречались, – начинает адвокат. Никакого ответа, словно Ви оглохла. – Я разговаривал с вами, но вы притворялись, будто не слышите. Я подумал, что следует привести кого-то, кто вам уже знаком, чтобы они помогли нам обоим в этом деле.

Неожиданно Ви переводит взгляд на него и говорит:

– Уходите.

– Он не может, – говорю я ей. – Он твой адвокат. Если он уйдет, нам тоже придется уйти.

Ей это не нравится – я вижу, как на ее лице мелькает раздражение; потом оно снова становится пустым.

– Отлично, – говорит она и откидывается назад. Ее цепи громко лязгают о стол. Смотрит Ви куда-то вверх, на потолок. Я жду, но она больше не произносит ни слова.

– Ничего, если я задам тебе несколько вопросов, Ви? Я хочу понять, что случилось с тобой и твоей мамой, – говорю я.

– Вы слышали, – отвечает она, по-прежнему глядя куда-то поверх моей головы. – Я знаю, что вы слышали всё, что случилось.

– Только часть – после того как ты позвонила мне. Мне нужно узнать, что было до того.

Ви на долю секунды встречается со мной взглядом, потом смотрит на Ланни.

– Это ваша дочь? – Голос у девушки тихий, на удивление обычный.

– Да, – говорю я. – Она помогает мне сегодня.

– И что делает?

– Записи, – отвечает Ланни, лезет в свою сумку и достает ручку и бумагу. Проставляет дату. Руки у нее дрожат, но голос совершенно спокойный. – Продолжай.

– Вы откуда-то не отсюда, – произносит Ви с бархатисто-гладкой, уникальной теннессийской растяжечкой, которой нет ни у меня, ни у моей дочери. – Откуда?

– Мы не сможем долго говорить с тобой, – вмешиваюсь я, когда Ланни открывает рот. Я не хочу, чтобы эта девушка-заключенная знала о нас больше, чем это необходимо. Так, на всякий случай. – Что произошло в тот день, когда погибла твоя мать, Ви? Просто расскажи мне про тот день, как ты его помнишь, – допустим, начиная с того, как проснулась утром.

Я говорю так мягко, как только могу, потому что пытаюсь поверить: это странное безразличие Ви вызвано потрясением и травмой, и я не хочу усугублять их. Полагаю, что полицейские были далеко не так заботливы.

Ви не говорит ничего. Совсем ничего. Только мотает головой и смотрит вниз, на свои ноги. Спутанные волосы падают вперед, затеняя ее лицо.

– Обещаю тебе, я попытаюсь помочь, – говорю я еще мягче. – Ничто из того, что ты скажешь, не будет рассматриваться в суде как признание; это нужно только твоему адвокату, чтобы он мог защищать тебя. Все будет хорошо. Ты можешь мне доверять.

Если Ви и слышит меня, то никак этого не проявляет. Она слегка раскачивается, словно ивовая ветка на холодном ветру, и я чувствую, как у меня по позвоночнику ползут мурашки.

Потом Ланни неожиданно говорит:

– Это неправильный вопрос, верно?

Я бросаю на нее взгляд, в котором, как я надеюсь, явственно читается: «Не вмешивайся». Но ее слова, как ни странно, действуют. Ви снова поднимает на нас взгляд. Нет, на Ланни. Она даже убирает с лица несколько прядей.

– Ты права. Я не просыпалась, потому что даже не ложилась спать. Я была не дома, а на вырубке у реки.

– У какой реки? – спрашиваю я.

– Вулфхантер-нивер, тут другой реки нет.

– Ты была там с кем-то еще? – уточняю.

– Нет, – отвечает Ви, и я понимаю, что это ложь, потому что взгляд прозрачно-зеленых глаз смещается куда-то в сторону, а потом снова устремляется на мою дочь. Мне не нравится этот взгляд. Совсем не нравится. – Ну, может быть, там были и другие, но мы не обращали внимания друг на друга. Мы занимались своим делом, вот и всё.