Волчья река

Он довольно хороший стрелок, но медленный. Быть может, в первый раз выстрелил слишком быстро, на адреналине, потому что поторопился – и промахнулся мимо моей головы на пару дюймов. Будь он спокоен, я и охнуть не успел бы.

Снова смотрю на Коннора. Мне не хочется оставлять его одного, дрожащего и испуганного, но сейчас у меня нет другого выбора. Мне нужно отвлечь этого типа. И разобраться с ним, потому что он угрожал моему ребенку. «Моему ребенку!» Я никогда не ощущал этого так сильно, как сейчас, – эту потребность защитить Коннора любой ценой; однако эта потребность исходит из самых глубин моей души.

Пригибаюсь, перебегаю к следующему укрытию, ставя на то, что он не очень-то умеет стрелять быстро и при этом метко. Так и есть. Его выстрел запаздывает и попадает в дерево, за которое я уже нырнул. Между этим деревом и следующим – густые заросли подлеска, и я распластываюсь на земле и ползу по-пластунски, цепляясь за землю предплечьями и носками ног, тихо и быстро. Потом сворачиваю и приподнимаюсь. Здесь деревья растут густо, и с той стороны их строй выглядит непроходимым. С этой стороны они кажется реже, и я пробираюсь дальше по широкой дуге, так, чтобы стрелок оказался в поле моего зрения.

Так и получается.

Их двое: в лесном камуфляже, никаких ярких нашивок или жилетов. Стрелок и наводчик. Они не хотели, чтобы их заметили. Мне приходит в голову, что у них есть армейский опыт. Если это так, то наводчик начнет осматривать периметр… сейчас.

Точно по моему отсчету, более низкорослый из этих двоих отводит взгляд от направления, в котором они стреляли, и совершает медленный разворот, тщательно осматривая местность. Я не шевелюсь. Я совершенно уверен, что он меня не заметит.

Ломаю веточку. Тихий звук, как будто пробежала полевка или землеройка. Добавляю тихий шорох, возя по земле носком ботинка.

Второй мужчина должен прикрывать тыл стрелку; это тоже его задача. И он подходит, чтобы проверить. Я мог бы пристрелить их обоих из укрытия, без малейших проблем, и я уверен, что Гвен так и сделала бы. Но если я это сделаю, то не узнаю, кто натравил на нас этих мерзавцев.

Я выжидаю, а потом, когда человек проходит мимо меня, делаю шаг вправо и впечатываю дуло своего пистолета ему в затылок. Он замирает на долю секунды, и этого достаточно, чтобы ударить его под колени и заставить рухнуть на землю.

– Лежать, – приказываю я ему и хватаю его ружье. Потом поворачиваюсь и стреляю в сторону его дружка, который перекатывается, чтобы прицелиться в меня. Делаю три выстрела, один за другим, аккуратно смещая их по направлению к нему. Наглядное предупреждение. Это высокий бородатый мужчина, и я надеюсь, что если он достаточно профессионален, чтобы осознать ситуацию, то бросит оружие и сдастся.

Он этого не делает. Поднимает ствол и стреляет. Это выстрел наугад, без возможности прицелиться, но он сделал свой выбор и лишил выбора меня.

Я стреляю ему в голову, не моргнув и глазом. Он умирает почти мгновенно; я вижу, как его глаза сначала широко распахиваются, потом закатываются, и тело его обмякает. Одна судорога – и всё кончено.

Я снова поворачиваюсь к его дружку, который разумно сохраняет неподвижность, и прижимаю дуло к его затылку. Волоски у него на шее встают дыбом.

– Не двигайся, понял?

– Да, да, ясно, – говорит он, лежа ничком и раскинув руки в стороны.

Я обыскиваю его со спины, потом переворачиваю и прижимаю все еще горячее дуло к его лбу, одновременно проверяя, нет ли у него другого оружия. Он вздрагивает. Когда я заканчиваю обыск и выпрямляюсь, на его загорелой коже остается маленький ровный красный кружок ожога.

– Ты морпех или типа того? – спрашивает он меня. Акцент у него местный.

– Пилот, – отвечаю я ему.

– Черт. Не знал, что в летных школах теперь учат таким фокусам.

– Армия? – угадываю я. Он кивает. – Извини, братан. Кто вас послал?

– А кто говорит, что нас кто-то послал?

Я пожимаю плечами:

– Насколько я знаю, сезон охоты на детей еще не открыт.

– Слушай, мы приняли вас за оленей, вот и всё.

– Врешь. Вас кто-то послал.

– Ты застрелил Трэвиса?

– Если это твой приятель – то да. У меня не было выбора, – говорю я ему. – Он мертв.

– Тогда отвянь, мужик, я тебе ни хрена не скажу. – Это худой крепкий мужчина лет тридцати пяти, ветеран войны, но его глаза наполняются слезами, и я вижу неподдельную ярость в его взгляде. – Ты только что убил моего кузена.

Я снова направляю на него ружье:

– Кто вас нанял?

– Да. Пошел. Ты.

Он ожесточился, я это вижу. Иногда люди именно так реагируют на горе. Я надеялся, что это заставит его расколоться, но вместо этого его броня становится бетонной. Может быть, копы что-нибудь добудут из него. Я не смогу.

Слышу тихий металлический шорох и поворачиваю голову в ту сторону. Коннор скинул одеяло и теперь обходит деревья. Я поднимаю руку, приказывая ему остановиться. Потом достаю свой телефон и снова набираю 911. Говорю им, что в лесу была перестрелка со смертельным исходом и одного человека я сейчас держу под прицелом. Надеюсь, это заставит их пошевелиться.

– До добра тебя это не доведет, – говорит мне пленник.