Волчья сотня

Ротмистр, в свою очередь, рассказал Борису, что после того замечательного боя, в котором погиб полковник Азаров, махновцев вроде бы разбили. Они мигом рассыпались на десятки мелких банд и затаились по деревням. Решено было поступить так же. Подсчитали потери, отправили раненых с обозом в Ценск, а остальные разделились тоже на несколько отрядов, чтобы удобнее было преследовать расколовшуюся армию Махно. Отряд насчитывает около пятидесяти шашек, имеются две пулеметные тачанки, а также несколько хозяйственных и санитарных повозок — небольшой обоз. Командует отрядом ротмистр Мальцев, есть еще один офицер — поручик Осоргин.

— Теперь будет два поручика, — заметил Мальцев, — присоединяйтесь к отряду, Борис Андреевич! Походим по своим тылам, наведем относительный порядок, а будет приказ — сразу в Ценск.

— Думаю, что мне ничего более не остается, — согласился Борис.

— Если интересуетесь местонахождением друга вашего Петра Алымова, то могу сообщить, что после смерти полковника Азарова он принял батарею, которая находится сейчас при большом отряде под командованием самого Говоркова. Идите, поручик, погоны пришейте да лошадь достаньте — у пленных.

— Слушаюсь, господин ротмистр!

Пленных согнали ближе к селу, чтобы не разбежались. Солдаты толпились возле, хозяйственно присматривая, что бы можно было взять из одежды. Но махновцы одеты были так себе, да и из оружия при них были обрезы да плохонькие шашки.

— Ну что, ребята, начнем? — Это подъехал Осоргин, возбужденный, с блестящими глазами. — Кто со мной?

Вызвались несколько — двое одетых в гусарскую форму, один унтер, еще кто-то. От всех сегодняшних переживаний Борис несколько отупел и не сразу понял, что сейчас произойдет. Пятеро конных отъехали подальше, разогнали лошадей и с размаху врезались в безоружную толпу. Кто-то пытался бежать, его давили лошадьми. Борис видел только ровные взмахи шашек и слышал звук — вжик, вжик… Конные действовали деловито и слаженно, чувствовалось, что такое они проделывают не впервые. Все кончилось минут за пятнадцать. Двадцать восемь зарубленных пленных лежали на земле.

— Отличные удары! — горделиво сообщил Осоргин, вытирая окровавленную шашку и убирая ее в ножны. — Вы только посмотрите, Ордынцев.

Против воли Борис перевел взгляд на трупы.

— Обратите внимание, — пояснял Осоргин, — черепа срезаны блюдцем и открыты, как крышка коробки, которая держится только на полоске кожи. Это казачий удар. Понятно, что в древности делали из черепов кубки — вот это готовые кубки и есть.

Борис посмотрел на него с твердым презрением, он чувствовал отвращение не к теплым еще трупам, а к поручику Осоргину. Он отвернулся молча и встретил внимательный взгляд ротмистра Мальцева.

— Изволите любоваться? — процедил Борис.

— Вам прекрасно известно, что пленных уничтожают и с той и с другой стороны, — спокойно ответил тот. — Таков приказ, иначе нельзя — они снова возьмутся за оружие.

— Однако вы не устраиваете из этого представления, — не утерпел Борис.

— Я — командир и могу поручить такое отвратительное дело другим, — вздохнул Мальцев.

— Осоргин и остальные делают это совершенно добровольно.

— Человек — великая тайна, но и большая сволочь, — философски изрек ротмистр и отвернулся.

— Ваше благородие, пока вы тут канителитесь, всех приличных коней разберут! — окликнул Бориса Саенко.

Так оно и вышло. Когда Борис притащился к лошадям, там уже оставались только последние клячи. Саенко, охая и причитая, рассматривал их и безнадежно качал головой.

— Уж не знаю, как вы ездить будете на этом старье. Выбирать-то не из чего, — вздыхал он.

Пришел солдат, привел заморенную лошадь с опавшими боками, снял уздечку, плюнул и ушел.

— Забирайте этого! Я себе у махновца нормальную кобылку нашел.

Это был очень худой жеребец непонятного цвета с длинными гривой и хвостом, про которые только при очень внимательном осмотре можно было сказать, что они светлые. Бока были покрыты паршой, глаза мутные. Саенко осторожно подошел к жеребцу.

— С виду породистый, да только больной. — Он погладил жеребца по холке. — Ваше благородие, так это ж Ахилл!

— Да ты что, Саенко? — Борис никак не мог узнать в заморенной кляче игреневого красавца Ахилла.

— Он самый, полковника Азарова жеребец! Ах ты Господи, что же с ним сделалось-то!

Борис погладил жеребца по морде. Тот не сделал попытки отстраниться.

— Ноги целы, — деловито приговаривал Саенко, — холка тоже не набита. Похоже, что просто оголодал коник, а этот паразит его не кормил да не чистил…

— А где же масть-то его замечательная? — удивлялся Борис.

Раньше жеребец был игреневый, то есть темно-рыжий со светлыми гривой и хвостом. Теперь же шерсть была бурой от грязи.